Пять капель смерти
Шрифт:
Ванзаров разразился потоком комплиментов, поглядывая на кухарку, которой каждое доброе слово было как ножом по сердцу. От блюда исходил упоительный аромат. По мясу были густо рассыпаны специи, создающие неповторимый аромат.
— Ваше блюдо достойно украшать царский стол! Говядина по-бенгальски — это потрясающе! Гениально! Поразительно!
Глафира с досады махнула полотенцем и вышла.
Счастливая Софья Петровна раскраснелась от удовольствия. А ведь это только начало! Она еще покажет кухарке, кто в доме хозяин!
Софья Петровна взяла
Ванзаров осторожно ковырнул мясо. Пахнет неплохо, хотя необычно, но, кажется, пропеклось достаточно. Он был голоден, но не мог понять, что удерживает его от трапезы. И покосился на племянниц. Девочки надули губки, не желая приниматься за необычное блюдо.
Софья Петровна подняла бокал.
— Предлагаю тост за праздник и наш чудесный семейный вечер!
Даже второй глоток лучшего портвейна не заставил прикоснуться к еде. Ванзаров принялся жевать булку. Софья Петровна отрезала сочный кусочек.
На пороге возникла Глафира.
— Твое, барин, что ли? — сказала она, показывая карточку. — В прихожей обронил.
Фотография Окунёва с дамами выскочила из кармана пальто.
— Благодарю, Глафира, положите сюда.
Софья Петровна заинтересовалась находкой.
— А что это за барышни? — спросила она шутливо-грозным тоном.
— Это служебное, — сказал он, но фотография оказалась в лапках сестры.
Софья Петровна радостно вскрикнула:
— Ой, да это же Холодова!
— Как ты сказала?
Она указала на даму пальчиком:
— Вера Павловна Холодова, жена помощника начальника Ревельской сыскной полиции. Очаровательная женщина.
— Какая еще Холодова?! — закричал Ванзаров, помня, что в Ревеле нет сыскной полиции.
— Родион, ну что вы кричите! — примирительно улыбнулась Софья Петровна, поднося ко рту вилку с кусочком праздничного мяса. — Холодова чудесная хозяйка. Она подарила смесь индийских пряностей для говядины по-бенгальски. Попробуйте, наконец…
Ванзаров совершил то, чего не позволял себе с давнего детства: прыгнул на стол, круша все на своем пути, и ударом ладони выбил вилку из рук сестры. Племяшки замерли. А их дядюшка, перемазанный в соусе, крушил праздничный стол, сбрасывая на пол тарелки с кусками мяса по-бенгальски.
И ведь просто так, по-приятельски, к себе не пригласит. Нет чтобы сесть спокойно, распить бутылочку коньячишка, сигарку выкурить, побеседовать о приятном, то есть о вскрытии трупов. Ну или какое иное развлечение, полезное для холостого мужского организма. Так ведь вызывает прямо как на пожар. Бросай все, дорогой Лебедев, хватай свой непременный чемоданчик и бегом ко мне. У нас тут катастрофа почти случилась. Нельзя другу отказать.
Действительно, дом выглядел как после обыска или добротного семейного скандала. Пол в столовой усеян битыми тарелками вперемешку с едой, дети орут, старуха носится как угорелая, а дама нежная на кушетке валяется почти без чувств. Первым делом влил в нее капли, приказал старушке-прислуге бойкой напоить чаем с мятой и уложить спать. Для здоровья никаких опасностей. Кроме женской дури. С этим справились, занялись кулинарным шедевром. На запах, конечно, не определить, но опыт намекает, что тут намешали. Провел быстрый анализ, результат убедительный. Теперь остатки подчистить. Натянул резиновые перчатки, собрал разлетевшиеся по паркету кусочки мяса, сложил в кастрюлю и приказал кухарке выбросить все вместе. Не жалеть посуду. Она мне приносит пакетик вощеной бумаги, говорит: от специй осталось. Я ей в ответ приказал тщательно вымыть с хлоркой пол в столовой и кухне.
Выходит Ванзаров, весь такой домашний, в халате, прямо как помещик.
— Не напрасно семейный ужин испортил? — спрашивает.
— Нет, не напрасно, — отвечаю. — Если, конечно, не желали, чтобы я потом вскрывал вашу сестру.
Он посмотрел на меня и говорит:
— Ваш искрометный юмор ценю. Но первыми яд достался бы моим племянницам.
Тут уж, конечно, перегнул палку. Извинился: опасность действительно была.
— Что-нибудь особенное приготовили?
— Бездарно и примитивно, — говорю. — Никакой сомы. Цианид смешали с солью и перцем, чтобы отбить запах, и добавили безобидных пряностей. Для букета, так сказать. У вас в доме курят?
— Дети и так чудом остались живы. Не хватало, чтобы они отравились вашими сигарками.
Ладно, и это стерпим. Друг слегка нервничает, надо понимать.
— У вас слишком доверчивая сестра, — говорю. — Ей полагается быть более осмотрительной. Особенно в выборе знакомых. Жизнь в столице коварная.
— Вот сами ей объясните.
— Нет уж, благодарю. У меня с женщинами разговор короткий. Воспитанием заниматься не умею. Любить или вскрывать — всегда пожалуйста. Остальное не для меня.
Тем временем волнение унялось. Девчонки затихли, старуха куда-то делась, даже барыня стонать прекратила. Покой и благодать. И тут телефонный аппарат как грохнет. Друг мой подскочил как ужаленный, схватил трубку и шипит в рожок:
— Ванзаров у аппарата…
Слышу, из трубки доносится:
— Что ты решил?
— Я решил, что найду вас и вы ответите перед судом за смерть двух человек, — говорит он спокойно. Словно ничего и не было. Исключительное самообладание.
Слышу:
— Ну, берегись…
— А это уж как карта ляжет.
— Ты подписал себе смертный приговор.
— Да за что же такие страсти? — тут он плотнее к уху приложил. Выслушал и говорит: — Постараюсь учесть…
И повесил трубку.
Спрашиваю:
— Угрожали?
— Обычное дело, — говорит.
— Что в этот раз?
— Уведомили, что меня ждет смерть. Оказывается, я помешал богу Соме свершить правосудие. А еще было добавлено нечто новое.
Снял я перчатки, сел на край диванчика и говорю:
— Удивляйте.