Пять лет спустя или вторая любовь д'Артаньяна
Шрифт:
Ди Лима в который раз укорила себя за то, что поддалась высокомерию испанцев, не признающих чужих языков. Она и французский знала только потому, что была в свое время фрейлиной бывшей французской принцессы.
Де Шеврез что-то односложно ответила камеристке, и Китти достаточно громко выпалила длинную фразу. Герцогиня ди Лима смогла расслышать несколько раз повторенное “Шатонеф” и “ куин”. Последнее. Слово, она знала, “королева”.
— Простите, Агнесс, Китти вас не знает, кроме того, как англичанка, она предпочитает сложные вещи излагать на своем родном языке. Пока это еще секрет, и если вы приблизите
— Красный герцог получил почту, насколько я понимаю, из Компьена. Старой королеве удалось каким-то образом бежать. Она спустилась по веревочной лестнице с третьего этажа, это в ее-то возрасте! Сейчас она, скорее всего, уже пересекла бельгийскую границу и находится на пути в Брюссель. Там, как вам, несомненно, известно, находится тетка вашего короля, инфанта Изабелла, — Шеврез заглянула пытливо в глаза приятельницы. — Удивительное совпадение, не правда ли, милая Агнесс?
Де Шеврез гибко поднялась с подушек. По выражению ее лица нетрудно было понять, что полученные известия ее крайне взволновали. И, тем не менее, она не удержалась и пустила чуть приправленную ядом иронии стрелу в сторону испанки, вспомнив то пренебрежение, с которым та отнеслась к мсье де Шатонефу:
— Вот видите, Шатонеф может сослужить службу своей даме, даже отсутствуя.
Ди Лима не сразу поняла ее.
— Китти в прекрасных отношениях с его доверенным секретарем, — объяснила Мари.
Ди Лима никак не прореагировала на легкую шпильку. В уме она стремительно перебирала возможности, отрывающиеся перед испанской партией в связи с побегом королевы-матери.
— Я еду в Париж, — сказала Шеврез.
Китти, не дожидаясь указаний, встала и отправилась отыскивать карету герцогини, чтобы распорядиться об отъезде.
— Советую ехать и вам. Как только новость распространится, здесь будет сущий сумасшедший дом. Я предлагаю вам место в своей карете. Если получится так, что вы отправитесь не с королем и племянницей, ваше путешествии затянется на долгие часы и пройдет в ужасной толкучке и пыли, поверьте моему опыту.
Первым побуждением герцогини было принять предложение де Шеврез, но потом она подумала, что, скорее всего, короля будет сопровождать эскорт мушкетеров так же, как это происходило, кода он выезжал на охоту, а значит, во главе эскорта поедут де Тревиль и д'Артаньян, а в первом ряду, как и по дороге сюда, будет ехать Арамис. И она сможет поглядеть ему в глаза!
Ди Лима осталась.
Все произошло именно так, как предсказывала де Шеврез.
Герцогиня не уловила того момента, когда известие получили принцы: младший Конде и граф де Суассон, бастард Генриха IV. Но буквально через полчаса словно стадо быков промчалось по великолепным коврам и скатертям, давя, расплескивая, разбрасывая все на своем пути к каретам и лошадям. Последним появился король. Его лицо выражало крайнее неудовольствие, но никак не удивление по поводу столь поспешного и стремительного отъезда своих придворных. Обслуга короля, прекрасно знающая своего господина, поняла: скорее всего, он получил известие гораздо раньше и не пожелал нарушать столь удачно для него складывающуюся охоту, а негодует из-за того, что придворные посмели раньше него уехать в Париж.
Но герцогиня еще недостаточно хорошо знала Людовика, чтобы читать у него по лицу, да она и не наблюдала за ним. Ее глаза тщетно вглядывались в несуетливо выстраивающихся в привычные ряды мушкетеров. Ни д'Артаньяна, ни Арамиса, ни Портоса среди них не было.
В Париж она вернулась среди последних участников охоты.
Глава 20
Был тот поздний час, когда короткая июльская ночь властно заявляет свои права и окутывает все на земле непроглядным душным мраком.
Маленький отряд д'Артаньяна после недолгих переговоров с сонными стражниками въехал в Париж через северные ворота.
Узнав у караульных, что королевская охота внезапно закончилась, и не далее, как часа три назад, все ее участники вернулись в город, мушкетеры многозначительно переглянулись.
— Пожалуй, мне придется ехать в Лувр, — вздохнул лейтенант.
— Надеюсь, ваше служебное рвение не распространяется на нас? — спросил, зевая, Арамис.
— Никоим образом, мой друг, — ответил д'Артаньян. — Властью, данной мне Тревилем, я отпускаю вас… — он состроил зверскую гримасу, а потом расхохотался, — до самого утра!
— Ба, д'Артаньян, у вас еще остались силы, чтобы шутить? — воскликнул Портос, по виду которого никак нельзя было сказать, что он валится с седла от усталости. — Я надеялся, по крайне мере, на два дня спокойного отдыха.
— Обещаю, друзья, если капитан соблаговолит удовлетворить мое ходатайство, я пришлю вам кого-либо из сержантов с сообщением, — он отсалютовал мушкетерам и первым скрылся в темноте.
В кордегардии роты его встретил дежурный сержант и доложил, что капитан, вернувшись с охоты, почувствовал себя плохо и уехал в свой дворец.
— Может, это не из-за охоты, — хитро прищурился старый служака, — а потому, что старая королева сбежала из Компьенского замка, о чем вы, мсье, наверное, уже наслышаны?
Лейтенант не стал допытываться, о чем дежурный знает наверняка, а что предполагает.
— Кто из лейтенантов дежурит по роте?
— Граф де Коменж. Он в покоях короля.
— Де Тревиль оставил для меня какие-нибудь поручения?
— Нет, мой лейтенант. Приходил Дюпон, спрашивал, не появились ли вы.
— Что же ты молчал, черт тебя подери! С этого следовало начинать! — лейтенант метнулся к установленному в дежурной комнатушке умывальнику, но потом рассудил, что сейчас перед королем лучше появиться именно таким — запыленным, пропахшим конским потом, уставшим, — и поднялся на второй этаж.
Людовик дремал в своей огромной кровати. Толстенный фолиант в переплете тисненой кожи сполз с его колен, свеча догорела наполовину, лицо короля выражало умиротворение и покой.
Что-то кольнуло в сердце лейтенанта, вошедшего в спальню вслед за Дюпоном. Он любил своего повелителя, хотя и терзался ревностью. Десятки сражений, больших и малых, многочисленные стычки — сколько опасностей поджидало их на дорогах Италии, пройденных плечом к плечу, стремя к стремени! И помимо всего, это был Король. Может быть, и слабый, непостоянный, подмятый могучим кардиналом, но король, к тому же наполовину гасконец…