Пять моих собак
Шрифт:
– Потерпи. Или садись верхом на Булю! – пошутила я.
Андрейка принял это всерьёз. Деловито вскарабкался он на широкую Булину спину. И можете себе представить, – Буля покорно повёз его!
Любопытное получилось шествие. Я не решалась выпустить цепь, и мы шли так: впереди, раскачиваясь, как гружёный верблюд, Буля с Андрейкой на загорбке, сзади я с чемоданом и цепью. Встречные прохожие смотрели на нас, как на циркачей…
Наконец где-то вдалеке застрекотал мотоцикл с коляской, и, чуть не съехав в кювет, из облака пыли выскочил Вася – он просто опоздал к поезду.
– Что… это? –
Встречные прохожие смотрели на нас, как на циркачей.
Андрейка сидел на Буле гордо, сжимая ногами его мощные бока. Он закричал, размахивая панамкой:
– Это тебе!.. Наш!.. Сюрприз!.. Удивительно: Буля с первой минуты как будто понял, что Вася ему не чужой, а тоже хозяин.
Он позволил ему схватить Андрейку, подкинуть вверх, обнять меня. Потом Вася потрепал самого Булю, погладил и сказал:
– Ну что же, садись! Будем знакомиться. Давай лапу!
Буля сел. Закряхтел и вдруг медленно поднял, протянул Васе как-то косо, вбок, правую лапу. Сделал то, чего ни я, ни Андрейка до сих пор добиться не смогли. Стало ясно: Вася и Буля понравились друг другу.
Шествие наше и дальше, наверно, вызывало удивление прохожих. Мы с Андрейкой сидели в коляске, Вася трясся за рулём, чемодан на багажнике. А Буля ровной грузной рысью бежал за мотоциклом (Вася ехал медленно). Так мы и доползли до места назначения – маленькой деревни на берегу заросшей вётлами реки.
– Знаешь, Вася, пожалуй, мы с Андрейкой будем ночевать не в доме, а в саду. Или ещё лучше; в поле есть сарай, сеновал… Очень уж душно в комнате!
Жара и правда с нашим приездом установилась необычайная, даже ночью не спадала… Вася согласился; сам он приезжал к нам с завода только на субботу и воскресенье.
– А не забоишься одна на сеновале-то? – спросила хозяйка, наглухо повязанная тёмным платком старуха. – Не ровён час забредёт кто, попугает.
– У них своё пугало есть, – засмеялся Вася, показывая на Булю, мирно лежавшего у крыльца. – Сторож он должен быть отличный!
Хозяйка недоверчиво покосилась на Булю. Она, хоть и не говорила, от души невзлюбила его, наверно, как раз за свирепый вид.
– Этот сторож только тюрю с салом горазд хлебать. И на что таку страшну животину без проку в доме держите? Он вас усторожит…
Вася уехал, а мы с сыном в первый же вечер перекочевали на сеновал. Сеновал был рассохшийся, в щелях, сквозь которые приветливо мерцали частые летние звёзды. Сухое прошлогоднее сено ворохом возвышалось до самой крыши. Узкая, зарытая в нём лесенка вела наверх.
Я приготовила подушки, простыни, залезла, устроила уютное логово для себя и Андрейки. Булю я всё-таки положила спать внизу, у притворенных ворот. Чтобы он не убежал, на всякий случай привязала к столбу бечёвкой. Забрались мы с Андрейкой в сено и, радуясь свежему воздуху, тишине – только деревенские собаки брехали вдалеке, – быстро уснули. Спала я так сладко, что проснулась лишь на рассвете. Потянулась, свесила вниз голову и… чуть не вскрикнула.
Буля сидел в своей любимой человеческой позе, привалившись к воротам. Слегка раскачиваясь, он дремал: голова опускалась, глаза закрывались, он тут же просыпался, встряхивался и опять начинал клевать носом. А поодаль от него, на земляном полу, свернувшись калачиком и прикрыв рукой лицо – видна была только нестриженая патлатая голова, – лежал и как будто тоже спал незнакомый и непонятно как попавший в сарай подросток лет пятнадцати.
– Буля! – тихо позвала я.
Пёс открыл глаза, перевёл их кверху, на меня, и снова на неподвижную мальчишескую фигуру. Но сам не пошевелился.
– Кто это там внизу, мама? – Андрейка проснулся, свесил рядом с моей взлохмаченную, в сене, головенку.
– Понятия не имею.
Я тихонько слезла с лестницы. Может быть, парнишка на полу вовсе не спит, ему плохо? Кто он и зачем пришёл сюда ночью? Почему лёг на землю?
Я нагнулась, тронула спящего за плечо.
Рука медленно сползла с лица, открыла его. Да это же был сын нашей соседки, Ванятка, которого я мельком видела уже не раз возле забора!
Он как-то съёжился весь, потом, узнав меня, прояснел и вдруг снова испуганно загородился рукой.
– Ваня, зачем ты здесь?
– Уйти… не пускает… – шёпотом ответил парнишка.
– Кто? Куда?
Но я уже догадалась.
Буля же, вероятно решив, что раз хозяйка занялась непрошеным гостем – я не сомневалась, это пёс задержал Ванятку! – и он больше не нужен, встал, отошёл и развалился с видом исполненного долга в глубине сарая.
– Ваня, для чего ж ты на сеновал-то пришёл? Парень, увидев, что свирепый часовой больше не стережёт его, вздохнул с облегчением. И рассказал сперва неохотно, потом весело о том, что случайно слышал наш с хозяйкой разговор про Булю-сторожа да решил проверить, каков сторож-то; в сарай Буля его впустил, а назад – ни в какую. Только шагнёт – ка-ак он двинется, зарычит, аж душа в пятки… Насилу прилечь дал! После уж сам не помнит, как и заснул. На земле-то…
И Ванятка звонко расхохотался. А Буля в углу сеновала крепко спал – пришёл и его черёд.
Наш Буля очень легко поддавался воспитанию.
Когда мы после отпуска вернулись в Москву, Вася заявил, что займётся им всерьёз. Я спросила, что это значит. Вася ответил:
– На что, например, похоже, когда ты или Андрейка бросаете псу во время обеда под стол куски еды? Это похоже на безобразие, на распущенность. Нет. Кладу им конец!
Уселись мы обедать. Почуяв запах мяса, Буля слез с подстилки, подошёл, завилял коротким хвостом и сказал: «гав!»
– Буля, – строго произнёс Вася, – когда люди обедают, собаки всегда отправляются на место.
Вася сказал это, не выделив голосом последних слов, и Буля недопонял.
– Ты слышишь? – повторил Вася более чётко. – Когда люди обедают, собаки идут на место.
Буля недовольно повернулся, дошел до подстилки, однако не лёг, а ждал, скосив на нас глаза.
– Так, правильно, хорошо, – поощрил его Вася. – И лежать!
Буля послушался, лёг с тяжёлым вздохом – он всегда вздыхал, выражая неудовольствие.