Пять ночей. Вампирские рассказки
Шрифт:
Я не знала, чего ожидать после его слов, но он не выглядел озабоченным или встревоженным. Чего обо мне не скажешь.
Демон остановился у двери. Я только открыла рот, чтобы спросить, не хочет ли он постучать, как раздался голос Калеба.
— Входи, Генри.
Мы вошли.
— Здравствуй, Дагни, — сказал Калеб.
— Привет… — ответила я, вдруг заметив, что почти прячусь за спиной
Уильям был полностью раздет и спал вполне объяснимым мертвым сном, свернувшись и обхватив себя руками. Калеб сидел рядом, обнимая одно колено и глядя на нас необыкновенно прозрачными глазами. Зрачки снова сошлись в точку, а темные круги почти исчезли.
— Ты в порядке? — спросила я.
— Нисколько, — ответил за него Демон. Калеб едва заметно улыбнулся и посмотрел на Уильяма.
— Обычно он спит так, — он раскинул руки в стороны, показывая. — А теперь страх не покидает его даже во сне. Генри, пообещай, что позаботишься о нем, хорошо? Я давно ни о чем тебя не просил.
— Вот как, — произнес Демон без эмоций. — А тебе не кажется, что предлагать мне это при известных обстоятельствах довольно жестоко?
Я понятия не имела, о каких обстоятельствах речь, но просвещать меня никто не собирался, и оставалось только смотреть и гадать. И попутно жалеть, что я не послушалась Демона и не осталась в номере.
В глазах Калеба мелькнула осмысленность, но тут же скрылась, как вспугнутая птица. Да, Демон знал, о чем говорил. «Тяжелый случай»? Если вчера — даже не генеральная репетиция, то это — премьера, и мне становилось все страшнее и паршивее на душе.
— Ты обещаешь, Генри? Забрать его? Очень тебя прошу.
Калеб медленно встал и подошел к окну, и тут я сообразила, что ставни ОТКРЫТЫ. И в моем номере, и, вероятно, в номере Демона окна были задраены по понятным причинам, а здесь — их открыли. Портьеры были очень плотные, но все же пропускали достаточно света. Даже в другом углу комнаты Демон вряд ли чувствовал себя комфортно, а Калеб стоял прямо перед окном. Еще через мгновение он осторожно взялся за края портьер.
— Что ты делаешь? — спросил Демон устало.
— Уходи, Генри, ты можешь пострадать, — ответил Калеб, не оглядываясь и продолжая сжимать края портьер напряженными пальцами.
— А ты? Не можешь?
— Я не могу без нее жить.
Это прозвучало так, будто комната слушала эту фразу очень долго, может быть,
много часов, и заучила ее. И теперь откликнулась, привычно, безо всякого эха,
просто отражение эмоций, осевших на стенах и потолке, на безликих вещах гостиничного номера, у которых никогда не будет постоянного хозяина. «Я не могу без нее жить». В это легко верилось. Так легко, что я дернула Демона за рукав.
— Он сейчас…
— Да. Именно, Дагни. Он сейчас
На мгновение мне даже показалось, что он повернется и уйдет. Но вместо этого
Демон сделал несколько шагов и остановился у Калеба за спиной.
— Ты помнишь, как мы жили все вместе, Кейли?
Пальцы на портьере дрогнули, пустив по ткани волну. Я затаила дыхание, даже не пытаясь представить, что будет, если эта портьера сейчас распахнется.
— А помнишь, как ты жил без нее? Вспомни, Кейли. Как ненавидел ее. Как придумывал самые изощренные пытки, самую медленную из смертей писал, будто симфонию. И хотел, чтобы я это видел. Помнишь?
Калеб склонил голову, почти касаясь штор. Демон положил ладони ему на спину,
будто собирался толкнуть.
— Давай, убей нас обоих. Открой эти чертовы шторы. Знаешь, это только в кино так быстро, а на самом деле все долго и больно. Так, как ты хотел когда-то убить ее.
Тебе больно уже сейчас, хотя ткань такая плотная… А ты ведь еще даже не начал.
— Отойди, Генри, — сказал наконец Калеб, с трудом справившись с голосом. — Я считаю до трех. Если останешься, значит, такой твой выбор. Раз…
Его пальцы на портьере дрожали. Демон посмотрел на меня и вздохнул.
— Дети, дети. Учишь их, что выбор есть всегда, а потом они обращают твои знания против тебя же.
— Два…
Демон отошел от Калеба, но вместо двери подошел к кровати. Секунду он смотрел на спящего Уильяма, а потом скользнул на середину и улегся позади него, опираясь на локоть.
— Три, — произнес он хладнокровно.
Калеб оглянулся. Медленно повернулся, плотнее запахивая штору за спиной.
— Что же ты медлишь? — спросил Демон. Калеб смотрел на него в безмолвном ужасе,
тогда Демон слегка откинул Уильяма на себя и сомкнул руки на его груди. Тот не проснулся, только немного пошевелился, принимая более удобную позу. Похоже,
теперь ему стало гораздо комфортнее. Его рубашка, пропитанная засохшей кровью,
валялась рядом, разорванная, но сам он оказался более-менее чистым. Рана была закрыта новой повязкой, а на месте второго пореза красовался огромный сине-багровый кровоподтек.
— Я не хочу без нее жить, — повторил Калеб жалобно, и у него выступили слезы. Их красноватый отлив сделал глаза больными и страшными.
— Ну давай, жги нас священным огнем. Погибнем все — кроме Дагни, естественно.
Кто-то же должен рассказать, что здесь произошло. — Голос Демона вдруг стал жестким. — Ты слышал вообще, что сказал, Кейли? «Не хочу», там, где раньше было «не могу». Чего ж ты жалеешь Уильяма? Думаешь, лучше бросить его одного? Да нет,
забери уж его с собой, если так жалеешь, а бросать не смей. Сожги нас. Давай.