Пять отвлекающих маневров
Шрифт:
— Забавно. Краски и больше никаких вещей? — поинтересовался любезный гость.
— Что-то вроде сумки, и только. Однако сразу было видно, что это джентльмен. И все равно Джордж прямо не знал, что ответить.
Судя по виду Джорджа, это походило на правду. Была в его лице этакая меланхолическая отрешенность, намекающая на нелюбовь к новостям и потрясениям.
Однако таинственный художник, недолго думая, кусочком угля набросал на обороте конверта быка — ярого, свирепого, преисполненного такого огня и силы, что сумел затронуть лирические струны в душе Джорджа — земледельца и торговца. После непродолжительного обсуждения деталей мужчины ударили по рукам, старое животное было повержено в прах, и в дело пошли краски. К вечеру четверга на одной стороне вывески появился великолепный новый бык: голова опущена, хвост поднят, из ноздрей валит пар — живописец объяснил, что подобный
Владелец «даймлера» с огромным интересом слушал собеседницу, поинтересовавшись между делом именем живописца. Хозяйка достала гостевую книгу.
— Здесь записано: «Мистер X. Форд из Лондона», — прочитала она, — но по выговору я бы приняла его за шотландца.
Любопытный гость кинул взгляд в книгу, слегка улыбнулся, чуть приподняв уголки узких губ, после чего достал из кармана автоматическую ручку и вывел под подписью мистера X. Форда:
«Лорд Питер Уимзи. Керкубри. В «Быке» отличная кормежка».
Затем он поднялся и, надевая кожаное пальто, вежливо попросил:
— Если появится кто-нибудь из моих друзей и спросит мистера Форда, пожалуйста, обещайте, что покажете им эту книгу, и передайте от меня привет мистеру Паркеру из Лондона.
— Мистеру Паркеру? — озадаченно переспросила хозяйка. — Хорошо, будьте уверены, я передам, сэр.
Уимзи заплатил по счету и вышел. Отъезжая, он видел, как женщина стояла с гостевой книгой в руках под вывеской и внимательно рассматривала быка, резво бегущего по ярко-зеленой траве.
Упомянутая деревня находилась в каких-нибудь шести милях от Брафа, но добраться до нее можно было только сельскими тропами. На месте вывески единственной имеющейся в этом населенном пункте гостиницы торчала железная скоба. Нова улыбнувшись, его светлость остановил машину у дверей, зашел в бар и заказал большую кружку пива.
— Как называется ваша гостиница? — спросил гость хозяина, отпив пару глотков.
Хозяин, проворный южанин, широко ухмыльнулся:
— «Собака и ружье», сэр. Вывеску сняли, чтобы подновить. Над ней сейчас как раз трудится один джентльмен, там за домом, в саду. Судя по всему, странствующий художник, хоть и из благородных. Говорит, что приехал из-за границы и держит путь в Лондон. Его прислал старина Джордж Везербай с запиской об отличной работе в Брафе. Очень приятный джентльмен, настоящий мастер. Пишет картины для лондонских выставок — по крайней мере, так он сказал. Думаю, хуже точно не будет, если вывеску слегка освежить. Опять же детишкам есть, на что поглазеть.
— Мне и самому ничто не нравится больше, чем бездельничать и смотреть, как работают другие.
— Скажете тоже! Ну, коли так, сэр, зайдите в сад, и поглядите.
Уимзи засмеялся, взял кружку и вышел. Он проскользнул под небольшой аркой, украшенной спутанными плетями увядшей вьющейся розы, и увидел пропавшего Хью Фаррена собственной персоной. Тот сидел на перевернутой бочке, бодро насвистывая, и выдавливал на палитру краски. Перед живописцем стояла вывеска, гласившая: «Собака и ружье», прислоненная к деревянному стулу.
Фаррен сидел спиной к Уимзи и казался полностью поглощенным работой, а также разговором с тремя ребятишками, зачарованно наблюдающими за тем, как густая краска выползает из тюбиков на палитру.
— А это что, мистер?
— Это зеленый цвет для куртки джентльмена. Постой, не дави так, а то все попадет на тебя. Можешь завинтить колпачок. Да, это чтобы краска не высохла. Да, положи обратно в коробку… Это желтый. Да, верно, на картинке желтого нет, но я хочу смешать его с зеленым, чтобы сделать тот ярче. Позже поймете. Не забудь колпачок. Что? А, где-то в коробке. Дай белую краску… Ага, вон тот большой тюбик. Смотрите, почти всегда нужно добавлять немного белого. Как почему? Иначе будет не то, что нужно. Убедитесь, когда буду рисовать небо. Что-что? Хотите, чтобы собака была полностью белой. Нет, я не желаю, чтобы она оказалась похожа на болонку. Почему нет? Потому что болонка не из тех собак, которых берут на охоту. Просто пес не той породы, и все. Здесь должен быть пес-охотник. Ну, хорошо, нарисую темно-каштанового спаниеля с белыми пятнами — это такое довольно симпатичное длинноухое существо. Ну да, наверно, как у полковника Эймери… Нет, с полковником Эймери я не знаком. Не закрутишь колпачок на тюбике с белой краской? Проклятье! Если будете все терять, отошлю вас обратно к матери и скажу, чтобы отшлепала как следует. Что? У джентльмена зеленая куртка, потому что он лесник. Не знаю, может, у лесника полковника Эймери и нет такой, но у этого будет. Понятия не имею, почему лесники носят зеленые куртки, наверное, для тепла. У меня нет коричневой краски, как кора дерева. Я могу получить ее, только смешивая цвета друг с другом. Ну вот, теперь у меня есть все, что нужно. Можете прибраться и закрыть коробку. Да, я могу точно сказать, сколько понадобится красок, прежде чем начну работу. Это называется мастихин, специальный нож. Нет, он и не должен быть острым. Мастихин нужен для очистки палитры, и все такое. Некоторые еще используют его для рисования. Он тонкий, изогнутый и не выдержит долго подобного обращения, ребятки. Да, конечно, можете порисовать ножом, если хотите. Можно и пальцами рисовать, если уж на то пошло. Это позволяет делать поверхность более неровной — всю в капельках и линиях. Нет, пробовать не советую. Ладно, потом покажу. Да, я собираюсь начать с неба. Почему? Сами-то как думаете? Правильно, потому что оно наверху. Верно, синий слишком темный, но я добавлю в него немного белого и немного зеленого. Вы не знали, что в цвете неба есть зеленый оттенок? Хм… Ну, теперь знаете. А иногда есть лиловый или розовый. Нет, сейчас я не буду рисовать лиловое и розовое небо. На картине утро, и джентльмен с собакой только-только вышли из дому. Да, знаю, на другой стороне они возвращаются с Добычей. Там и сделаем розово-лиловый закат, если будете хорошо себя вести и перестанете задавать так много вопросов. Эй, будь-ка хорошей девочкой и не толкай меня под локоть. О господи…
— Привет, Фаррен! — крикнул Уимзи. — Что, детские умы слишком охочи до знаний?
— Боже святый! — еще раз призвал Всевышнего художник. — Уимзи! Как вы здесь очутились? Только, пожалуйста, не говорите, что вас прислала моя жена!
— Не совсем так, — ответил Питер. — И, все же, раз уж вы сами завели речь о своей жене… Я уверен, что она предпринимала попытки разыскать вас, не так ли?
Фаррен вздохнул.
— Ладно, чего там! — сказал он. — Давайте начистоту, старина, и покончим с этим делом. Дети, бегите скорее к маме. Нам с джентльменом нужно поговорить.
— Послушайте, Фаррен, — начал его светлость, когда они остались одни. — Прежде всего, я должен вас предупредить, что формально не имею никакого права задавать вам вопросы. Но меня бы чертовски порадовало, если бы вы поведали, что в конце концов приключилось и где вас носило с вечера понедельника?
— Полагаю, Керкубри бурлит от сплетен, — ухмыльнулся Фаррен. — Народ негодует: мол, я ушел из дома и тому подобное?
— Не сказал бы… Гильда твердо стоит на том, что в вашем исчезновении нет ничего необычного. Однако это я так, к слову. А вот полиция активно занята вашими поисками.
— Полиция? Они-то здесь при чем?
— Не возражаете, если я закурю? — поинтересовался Уимзи. — Собственно, дело в том, что вы очень громко кричали повсюду о самоубийстве, припоминаете? А затем ваш велосипед нашли неподалеку от старых рудников около Критауна. Теперь понимаете?
— Ох, я и забыл про велосипед! Да, но ведь Гильда… Я написал ей…
— Естественно, теперь-то она уже не беспокоится.
— Должно быть, она с ума сходила от волнения! Мне следовало написать ей раньше. Но, черт возьми, откуда я мог знать, что найдут велосипед? О Боже, представляю себе. Бедный Стрэтчен, наверное, аж взмок.
— Стрэтчен?
— Да, он же все рассказал. А что, разве нет?
— Послушайте, Фаррен, о чем вы толкуете?
— Конечно, о ночи с понедельника на вторник! Бедняга Стрэтчен! Он, наверное, подумал, что я и впрямь решил убить себя!
— Когда, говорите, вы видели Стрэтчена?
— Как раз той ночью, около рудников. Разве вы не знали?
— Помилуйте, откуда? — удивился Питер. — Надеюсь, что сейчас вы мне об этом поведаете.
— Хорошо, будь по-вашему. Полагаю, вы в курсе, что в понедельник вечером мы повздорили с Кэмпбеллом… Кстати, я кое-что вспомнил! Мне показалось или я вправду видел в газетах что-то про Кэмпбелла? Будто бы его нашли мертвым…