Шрифт:
Атмосфера средневекового дальнего востока. Китай/Япония.
Главный герой — любимый наложник почившего императора. К власти приходит один из его сыновей, который не питает слабости к мальчикам. Попытки ГГ выжить в хитросплетении дворцовых интриг.
Юйхуань, рассказчик.
Сяо Хэ, поэтесса и сочинительница, адресат писем.
Покойный император Гао-ди.
Его ныне здравствующая супруга Сюэнь «Серебристая Лиса». Она не является матерью принца Фаня и принцессы Фэй.
Дама Муан, старшая фрейлина двора императрицы.
Сын императора Фань, теперь император Фэн-ди.
Дочь императора, принцесса Фэй.
Военачальник Левого Крыла
Шаншу Сян Инь («глава министерства иностранных дел»).
Племянник шаншу Мин Хоу.
Цзян Лун, Таящийся Дракон.
Цзинши Фань Люй («глава законотворческой палаты»)
Ли Вэнь, родственник дамы Муан и писец в ведомстве Фань Люя.
Письмо первое. Сентябрь
В великой непознанности мира разумным и неразумным тварям порой дано ощутить близость вещей и явлений, который еще не случились, но предчувствие которых разлито в самой стихии. Лошади бесятся, собаки воют, а прочие звери стремятся бежать из края, где суждено вскоре начаться землетрясению; птицы смолкают перед грозой и сбиваются в стаи в преддверии осени; рыбы уходят на дно, ощущая мерзлое дыхание первых заморозков, а люди… Люди, предчувствуя опасность и грядущие беды, в зависимости от нрава и воспитания, либо замирают в недвижности, полагаясь на судьбу и удачу, либо бегут прочь. Туда, где безопасно, к кому, кто даст им защиту, одарив надеждой на завтрашний день.
Во дворцах Сяньляни все, от младшего поваренка до старшей фрейлины, знали, что дни Сына Неба сочтены — хотя правящий император Гао-ди был отнюдь не стар и полон жизненных сил. Император верил в силу своего имени и в то, что Небо вручило ему мандат на долгое правление. Его прозорливое око, однако же, не замечало мелочей. Того, что все больше придворных норовят сказаться больными или отъезжают в семейные владения, уклоняясь от участия в ежедневных церемониях. Он не замечал почтовых голубей и быстрых гонцов, что устремлялись в провинцию Шань и обратно, доставляя письма придворных к принцу Фаню. Он не обращал внимания на то, что в покоях наследной принцессы слишком часто проводятся поэтические вечера и ночи совместного любования луной. Он даже упустил из виду сообщение гадателей о том, что на южной окраине столицы была неоднократно замечена белая сова с черным хвостом. Птица садилась на охранные столбы при въезде в город и испускала тревожные крики, будучи при этом обращена головой в сторону дворцовых строений.
Император готовился к празднику Осеннего Полнолуния. Придворные вслушивались в перекличку ночной стражи, гадая: когда? Завтра или через несколько дней? Как: от уставшего биться сердца, яда в чашке вечернего чая, меча неведомого убийцы или после составленного лучшими законниками отречения?
Тягостные дни в горьком дыму осенних костров, моя дорогая Сяо. Дни затишья перед бурей, которая неизбежна. Подобно лесным зверям, мы ожидали ее приближения, трепеща при ужасной мысли о том, кому суждено пережить ураган, а кто будет сломан, сметен и навсегда отброшен прочь. Предпочтя тишину и покой провинции, ты, безусловно, проявила мудрость и осмотрительность — но некоторым из нас выбирать не приходится. Мне, к примеру, бежать некуда и скрываться негде. Все, что у меня есть, даровано императором. Мои заслуги перед государством невелики и заключаются в том, что два последних года Сыну Неба вздумалось одаривать меня своей благосклонностью. Император испытывал тягу ко всему необычному. В собрании его диковин мое место было где-то между механическим золотым конем в естественную величину, способным скакать тремя видами аллюра, и крошечной танцовщицей Ли Люань, чьи ножки были размером не больше лотосового бутона.
Всякую ночь обитатели дворцов ложились спать, держа поблизости от постелей притушенные фонари и не ведая, как им суждено встретить утро. Страх, великий и всеобъемлющий, парил на крыльях летучей мыши над притихшей в испуге Сяньлянью. Пребывая в отчаянии и неведении, я рискнул сунуться в покои наследной принцессы Фэй, хотя догадывался: теплого приема я там не встречу. Принцесса и ее дамы соизволили снизойти до краткой беседы, из коей я узнал лишь то, что мне было известно и прежде.
Драгоценнорожденная госпожа Фэй склонна прислушиваться к чужим наветам, ошибочно полагая меня источником всех бед своего почтенного отца. Мол, я подаю ему дурные советы и скверно на него влияю, а мое развратное поведение заслуживает всеобщего порицания. Вот будь ее воля… Мое развратное поведение, как же. Нефритовая принцесса, истинная дочь своего отца, очень ловко делает вид, будто понятия не имеет об истинном положении дел. Его величеству Гао-ди вздумалось позабавиться. Среди множества молодых людей, обитающих во дворце, он невесть по каким причинам избрал для своих утех меня. Моего согласия никто не спрашивал — да кого оно интересовало, мое согласие? Мне даже дали новое имя взамен прежнего, показавшегося моему господину слишком зарядным. Юйхуань, Яшмовый Браслет, так мне теперь надлежало зваться — и так всем следовало обращаться ко мне.
Однако принцесса показалась мне тщательно скрывающей беспокойство. Я ушел от нее, пребывая в твердом убеждении: буря близится. Может статься, уже сегодняшней ночью все переменится.
Я не угадал. Все изменилось через два дня и три ночи. В Сяньлянь примчался в полном составе полк Левого Крыла во главе с наследным принцем Фанем, и наш прекрасный мир рухнул. Император Гао-ди, правивший страной двадцать лет без малого, умер. Отошел во сне из-за недостаточной заботы придворных лекарей о его яшмовом здоровье, как было объявлено во всеуслышание. Разумным этого хватило, чтобы не задавать лишних вопросов. Принц Фань начал свое правление с того, что приказал на всякий случай казнить старшего дворцового лекаря и пятерых его помощников-учеников. Что и было проделано в крайней спешке и без положенного тщания.
Безмерно скорбящие почтительные сын, дочь и овдовевшая императрица в окружении стенающих приближенных принялись хоронить усопшего государя, супруга и родителя.
О церемонии похорон ничего дурного не скажу. Она была безупречной. Соответствующей канонам, традициям и установлениям со всеми поправками. В дворцовых садах срезали под корень все хризантемы и азалии, дабы усыпать лепестками дорогу погребального шествия. От запаха горящих благовоний падали замертво пролетающие в небесах дикие голуби. Обыватели поголовно облачились в траурные одеяния и выли от горя, десятками и сотнями сжигая на алтарях бумажные подношения духу усопшего Сына Неба. Хорошо, что дело ограничилось только горелой бумагой: я читал, в былые времена во время похорон императоров частенько палили целые города с пригородами.
От меня ожидалось, что на время торжеств я затаюсь, подобно испуганной ящерице под камнем, и постараюсь никому не напоминать о своем недостойном существовании. Когда же гроб с телом императора поместят во временном мавзолее, ничтожный Юйхуань соберет вещички и тихонько оставит пределы дворца. Не дожидаясь, пока его вышвырнут из занимаемых покоев крепким пинком под зад.
Мне совершенно не хотелось быть выброшенным на улицы нашей блистательной столицы. Ты верно подметила, дорогая Сяо: жизнь во дворце ослабляет душу и разлагает тело. К сожалению, мне не даровано той твердости характера, какой всегда отличалась ты. Я хотел остаться. Более того, я страстно желал и далее пребывать здесь, в этом уютном гнездилище секретов и подковерных наветов, глубокомысленных намеков и бесконечных сплетен из уст в уши. Мое тщеславие было согласно удовлетвориться скромным местом при дворе и возможностью быть хоть отчасти причастным к жизни за лаковыми ширмами императорского дворца.
Нам с детства внушали: в книгах заключен ответ на любой вопрос, даже не заданный и самый заковыристый — нужно лишь знать, что именно ты желаешь отыскать. У хранителя библиотек я выпросил свиток с подробнейшим уложением росписи погребальной церемонии Сына Неба и точнейшим указанием того, в каком порядке должны следовать придворные чины. В том числе и я, советник гармонии, ибо таково было мое жалованное звание, заверенное грамотой с печатью императорской канцелярии. В надлежащий день и час я занял место в шеренге придворных. Делая вид, будто уши мои не внемлют озлобленному шипению за спиной, а глаза не замечают раздраженных взоров. Я честно отшагал долгий путь от стен дворца до мавзолея и обратно. Моя скорбь по ушедшему императору была искренней и неподдельной — особенно когда зарядил дождь, превращая флаги, одеяния и цветы в жалкую, грязную мешанину мокрых тряпок и поникших листьев. Я вытерпел несказанные мучения, словом, делом и видом подтверждая: я не намерен покидать дворец и пределы Сяньляни, и никакая сила в мире не заставит меня это сделать. Я был на пиру в честь погребения императора прежнего, присутствовал на торжествах в честь восхождения на трон императора нового, зная — рано или поздно моя самонадеянность будет замечена. Хорошо бы со мной пожелали сперва побеседовать, а не прислали гвардейцев с приказом сопроводить ничтожного Юйхуаня к северным границам.