Пять жизней на двоих, с надеждой на продолжение
Шрифт:
Его отец умер неожиданно в достаточно молодом возрасте (43 года) от кровоизлияния в мозг. И все проблемы под общим названием «как жить дальше» обрушились на плечи его мамы, совершенно не подготовленной к самостоятельному существованию.
Луиза Даррелл была очаровательной женщиной, застенчивой, скромной, обладающей замечательным чувством юмора. Миниатюрная, любопытная и порой странная, она и выглядела, и мыслила как жительница Востока. Ее старший сын, Лоренс, описывал мать как прирожденную буддистку, к тому же еще и убежденно верящую в существование духов и привидений (они ее иногда посещали и в Индии, и в Англии).
Но на проблемах своего внутреннего мира она не сильно зацикливалась.
Была убежденной домоседкой, предпочитая побыть с детьми дома вместо посещения всевозможных праздников и приемов, довольно частых и почти обязательных в британском сообществе. Потеряв второго ребенка (Марджерит Рут умерла от дифтерии), она все время боялась за здоровье остальных, тем более что Ларри (Лоренс) и Лесли (старшие братья Джерри) постоянно чем-то болели. В общем, была практически образцовая мать.
Правда, любила по вечерам приложиться к бутылочке джина, а во время беременности всем напиткам предпочитала шампанское, но… у каждого свои привычки. И пока муж был жив и рядом, а забот с детьми всегда было выше крыши даже с целой свитой нянек и слуг, потенциальный алкоголизм Луизы таковым и оставался.
Считается, что именно от матери дети унаследовали пристрастие к спиртным напиткам. А Джеральд и Ларри – еще и грубоватый, но искрометный ирландский юмор. Отец же наградил всех сыновей яркими голубыми глазами и светлыми прямыми волосами.
Когда Джеральд сильно поправился, он решил, что и тучность тоже получил в наследство от отца. Но на самом деле это было не так. Стройный и подтянутый путешественник, он быстро набрал вес и округлился в лице вследствие перехода к неумеренному потреблению пива «Гиннесс». (Как только перешел на этот напиток и стал выпивать по ящику в день вместо обычных двух-трех бутылок других сортов ранее.) Вот сразу и начал поправляться, объясняя, что увеличил свою норму вынужденно, исключительно в лечебных целях (борясь с анемией) для восполнения нехватки железа в организме. Нахватался в Африке инфекционных болезней, вот и расплата. А куда податься, если доктор так прописал?
Но вернемся к Луизе, которой от природы была свойственна полная непрактичность.
– Когда умер мой отец, – вспоминал Джеральд. – Мама была так же подготовлена к реальной жизни, как только что вылупившийся птенец. Он единолично решал все деловые вопросы и полностью контролировал финансовую сторону нашей жизни. Моей матери не приходилось беспокоиться, где взять деньги. Она привыкла относиться к ним так, словно они растут на деревьях.
А тут сразу масса забот и тревог. Хотя после объявления нотариусом наследства стало понятно, что беспокоиться в общем-то не о чем. Поступающих доходов от вложений Лоуренса вполне должно было хватать на обеспеченную жизнь всего семейства. Но она просто не знала, что делать и как правильно распорядиться деньгами. Очень страдала из-за утраты любимого мужа и опоры семьи, чувствовала себя одинокой и беспомощной, настолько, что даже подумывала о самоубийстве, в чем призналась детям много лет спустя. И только мысль о маленьком Джерри, который целиком и полностью зависел от нее, помогла переломить ситуацию. И между ними с самого детства возникла сильная близость, продлившаяся всю жизнь.
– Я был счастливчиком, которому досталось все ее внимание, – вспоминал впоследствии Джеральд.
Я так подробно остановился на характеристике его мамы, являющейся своеобразным, но неисчерпаемым источником любви и доброты к своим детям, потому что уверен: если бы не ее безграничное терпение, включающее и режим вседозволенности для Джерри, из этого ребенка никогда бы не выросла такая неповторимая индивидуальность.
(И он очень любил свою мамочку и уже в 6 лет пообещал построить ей дом, причем непременно на территории своего собственного зоопарка, чтобы они там всегда жили вместе. И фактически не только предсказал будущее. Вот что значит целенаправленность и прямой, пусть и неосознанный контакт с высшими силами.)
Забежав немножко вперед, мы возвращаемся к первым годам жизни маленького Джерри в Индии. Времени он там провел всего ничего. Однако влияние этой страны на его личность оказалось весьма ощутимым. Он никогда не считал себя англичанином в отношении национальности, культуры и поведения, в чем брал пример со старшего брата Ларри.
Впоследствии самоуверенно утверждал, что помнит многое из происходившего с ним в первые три года. Мне это кажется надуманным, хотя он с самого раннего детства (как и его брат) обладал уникальной и многогранной, то есть не только фотографической, памятью. И, может быть, этой паре будущих писателей было доступно то, что простым смертным не дано и кажется невозможным.
В своих мемуарах он писал:
– Мои воспоминания того периода напоминают яркие, цветные картинки, наполненные звуками, вкусом и ароматами. Я помню ослепительные закаты, пронзительные крики павлинов, аромат кориандра и бананов, вкус риса различных сортов. Особенно запомнился мне вкус моего любимого завтрака, когда рис варили в буйволином молоке с сахаром.
И все-таки, даже если он сам в это искренне верил, во многом его воспоминания сформировались позже, под влиянием рассказов матери. Хотя, с другой стороны, только словами невозможно передать буйство красок тропической природы. И Джерри, возможно, прав, искренне веря, что ощущение цвета и индивидуальное восприятие этой уникальной тропической цветовой гаммы у него в мозгу зародилось именно тогда. А вот что абсолютно точно, в Индии (но уже в Лахоре, ныне Пакистан) мальчик впервые столкнулся с иными формами жизни, которые оказали на него глубочайшее влияние. Знаменитое воспоминание про улиток.
Случилось это так: он шел со своей айей (индийской няней) по краю дороги, вдоль которого тянулась канава, и увидел в ней двух больших улиток бледно-кофейного цвета с темными шоколадными полосками. Они медленно наползали друг на друга, словно в загадочном танце. Улитки были прекрасны. Джерри решил, что еще никогда в жизни не видел столь замечательных созданий. Конечно, айя, предчувствуя дальнейшее развитие событий, решительно потащила воспитанника подальше от канавы, причитая, что нельзя трогать этих чудищ руками, что они грязные, ужасные и т. д. и т. п.
В этом эпизоде я его прекрасно понимаю. Когда уже в достаточно зрелом возрасте впервые увидел подобных красавиц на Маврикии, то тоже впал в ступор и долго ими любовался. Ничего общего с нашими маленькими и серенькими улитами. Ужасно хотел прихватить парочку в Москву. Но не дали (вернее, я бы обязательно с улитками попробовал попутешествовать, но супруга умоляла этого не делать: «Вдруг обнаружат и нас больше сюда не пустят?»): в стране действует полный запрет на вывоз любого живого существа (более того, в него включены даже кусочки коралла или мертвые раковины, поднятые со дна моря). На все нужно получать специальное разрешение. А это такая морока и время!