Пятая Сила
Шрифт:
Уже был выпит весь чай, и кухарка принесла новый, уже рассказаны были новости, и кто из однокашников где, и Тала вскользь упомянула, что, наверное, будет преподавать. Тирайн с облегчением посмотрел на нее. Сам он через день уезжал – туда, в самое пекло.
– Ты молодец, - сказал он негромко.
Девушка поморщилась с досадой.
– Не надо, Тир. Ты ведь знаешь, что я… только из-за… - она не договорила, мотнула головой в сторону спальни.
– Кто-то должен учить молодых, - тихо проговорил Тирайн. – У нас большие потери… не хватает войск, а уж магов как не хватает…
– Гораздо
– Нет, - так же тихо и жестко ответил Тирайн. – Ты не права, Тала. Не все должны погибать. Ты – женщина…
– Плевать я хотела! – закричала она яростно, вскакивая на ноги. – Я умею сражаться, а вместо этого я должна сидеть здесь, как последняя…
– Тише! – Тирайн вскочил тоже, обнял девушку за плечи. – Ты права, Тала, права. Я знаю. Но…
– Тала… - раздался слабый, надтреснутый голос из спальни. И она мгновенно смолкла. Виновато посмотрела на юношу и метнулась прочь из комнаты.
Когда девушка вернулась, торопливо вытирая руки о маленькое полотенце, Тирайн стоял у окна и молча водил пальцем по запотевшему лицу. На звук ее шагов он обернулся, и у Талы сжалось сердце - так он смотрел на нее…
– Послушай, - глухо, нерешительно выговорил Тирайн, но Тала, уже догадываясь, качнула головой:
– Тир, не надо.
– Тала… - он подошел, несмело коснулся ее руки. – Я хотел сказать тебе это сразу же, как пришел, да вот все никак не решаюсь…
– Тир…
– Подожди. Тала… родная, любимая моя… я люблю тебя, люблю больше всех на свете… уже давно, уже несколько лет… да ты и сама, наверное, догадалась.
Она опустила голову, сжала холодные пальцы.
– Да…
– Тала… Я не имею права говорить тебе об этом – накануне боя, но… но не сказать – не мог. Я знаю, что опоздал, - он осторожно прикоснулся к узкому серебряному колечку, - я вижу… Саа?
Девушка вскинула на него враз заледеневшие глаза.
– Да.
– Я понял, - повторил он. – Тала… я люблю тебя. И если когда-нибудь, хоть когда-нибудь тебе понадобится помощь – в чем угодно, в любое время, то… ты просто знай, что есть человек, который никогда, ни в чем тебе не откажет. И если я не погибну…
Словно испугавшись, она шагнула к нему:
– Тир… Что ты знаешь?
– Там очень тяжело, - сказал он просто. – Туда теперь сгоняют всех, кто хоть как-то способен воевать. А магов ценят на вес бриллиантов, не золота даже…
– Саадан… - выговорила она шепотом. – Он ведь тоже там?
– Да. – Тир не отводил взгляда. – Я получил от него письмо – вчера. Он тоже там, мы будем рядом, совсем рядом.
– Тир… - она схватила его за рукав. – Поклянись мне, что ты…
– Я тебе обещаю, - раздельно, четко произнес он. – Я буду с ним рядом и постараюсь уберечь. Правда, - он усмехнулся, - ты же знаешь, как трудно уберечь Саа. Он лезет в самую гущу, не заботясь о последствиях. Но насколько это возможно – я постараюсь. В конце концов, - Тир хмыкнул, - у меня и свой интерес есть – работу-то мы так и не закончили. Да и Кервин тоже там будет… Словом, я обещаю тебе.
– Спасибо, - выдохнула она облегченно, выпуская его руку.
– Не за что. Больше всего на свете я хотел бы видеть тебя счастливой. И если уж не придется увидеть тебя – так - рядом со мной, то пусть хотя бы рядом с другим ты станешь счастлива. До свидания.
Наклонившись, он коснулся губами ее лба – легким-легким, как дуновение ветерка было это прикосновение, - и, резко развернувшись, вышел. Простучали по лестнице его шаги, хлопнула входная дверь. Тала стояла, оцепенев, и молча смотрела в никуда остановившимся взглядом.
* * *
Это была самая долгая осень на свете, и страна застыла в ожидании. Все взгляды были прикованы к маленькому городу на северо-востоке от Ледена, носившему название Последние Холмы. Последние Холмы открывали к столице прямую дорогу.
С продовольствием в Ледене стало совсем плохо. Давно уже действовали хлебные карточки, дрова подвозили с перебоями. Госпитали были забиты ранеными, а рук не хватало. Дамы из самых знатных семейств становились сестрами милосердия, и никого это не удивляло.
В Гильдиях магов, впрочем, все было по-прежнему. Почти по-прежнему – нехватка магов уже начинала сказываться. Но ушедших с войсками уже не осуждали, как в первые дни. Впрочем, и не одобряли тоже.
И в самой столице, все было почти по-прежнему. Предзимье. Мокрые, гулкие улицы, резкий, пронизывающий ветер, словно грозящий снести маленький домик. Ветер шумел так сильно, что порывы его зачастую заглушали стоны и хрипы, доносившиеся из спальни наверху.
…Как долго он умирал, как трудно – Тала никогда не думала, что можно умирать несколько недель, почти беспрерывно ругаясь от боли. Как быстро он сдал – ведь всего только несколько месяцев. Отец… она не чувствовала уже почти ничего, кроме огромной, бесконечной усталости, и порой молилась, чтобы все закончилось – как угодно.
Конечно, у него случались минуты и даже часы просветления, и тогда профессор ин-Реаль снова походил на себя прежнего и даже садился в постели. Он то шутил, смеясь надтреснутым, слабым смехом, то торопливо надиктовывал Тале свои заметки к так и не законченной книге, то просто рассказывал о прошлом, и Тала, прижавшись к его ладони щекой, свернувшись клубочком на скамеечке у его ног, уносилась мысленно в это прошлое. Она любила эти вечера, и в такие часы даже тревога утихала, девушка снова начинала верить, что все будет хорошо. Даже редкие, такие редкие письма приносили радость – без горечи.
Тем больнее было видеть ей, как сопротивляется отец болезни и как проигрывает ей – раз за разом, раз за разом. А когда боль и удушье отступали, бессильными пальцами гладил ее руку и словно в забытьи шептал:
– Не уходи…
Как будто она могла уйти, как будто у нее была возможность выбирать! Жалость, любовь и отчаяние разрывали ее душу.
В ночь начала зимы выпал снег. Тала проснулась от необычной, звенящей какой-то тишины – на всем свете. Тихо было в доме, тихо – за окнами, тихо – во всей жизни. Девушка, не одеваясь, подошла к окну. Белые, медленные, торжественные хлопья заполняли собой пространство, и казалось, город заснул, успокоенный, казалось, никакой беды не может случиться, пока он есть – этот невероятный, счастливый, детский какой-то – снег.