Пятая Сила
Шрифт:
По лицу девушки скользнула болезненная гримаса.
– Я имею в виду, - торопливо продолжал он, - ты… что-нибудь делала с ним? Продолжала?
– Нет, - глухо ответила Тала. – Нет. Я… боюсь.
И, помедлив, добавила:
– Мне теперь кажется, что все это не просто так. Что Огонь и правда отнял у меня Саа… за это все, за нашу работу. Наверное, это справедливо. Нельзя безнаказанно играть с Силами и надеяться, что они ничего не потребуют взамен.
Она исподлобья взглянула на Тирайна и отвернулась.
– Прости.
– Я был в столице, - тихо проговорил
– Спасибо…
– Дома у вас все по-прежнему. Нянюшка твоя тебе вот… передала… - он неловко завозился, вытащил из-за пазухи сверток. – Носки тебе – шерстяные, да яблоки в меду, как ты любишь…
Тала ласково сжала его пальцы, положив сверток на колени.
– И ты только ради этого ехал ко мне, сюда?
– Не только. Я же говорю – по дороге…
– Тир…
Он отвел взгляд.
– Да, - глухо сказал, отнимая руки. – Не только. Тала… я хотел сказать тебе…
– Что, Тир? – так же ласково спросила она.
Тирайн посмотрел на нее – и вздохнул, глубоко, судорожно, точно бросаясь с обрыва в реку.
– Будь моей женой, - выговорил он четко и громко.
– Ч-что?! – ошеломленно прошептала она.
– Будь моей женой, Тала, - повторил он, резко и сильно бледнея.
Девушка вспыхнула, вскочила. Ломкими шагами отошла к окну, отодвинула занавеску.
Корова по улице идет. Мальчишка-водонос - чумазый, в грязной рубахе – проехал на телеге, запряженной старой клячей. На подоконник села муха.
– Тир… - сказала она, не оборачиваясь, осипшим голосом. – Я… очень ценю твое предложение, но…
– Послушай… - Тирайн – большой, сильный – пересек комнату и остановился рядом с ней. Протянул руку, словно хотел осторожно коснуться ее плеча, но не осмелился – рука упала. – Я все знаю. Но… если ты останешься одна на всю жизнь, это будет слишком несправедливо. Саа не осудил бы тебя – прошло четыре года. Кто виноват в том, что… А ты… Я люблю тебя, Тала. И, в конце концов, ты же не сможешь мотаться вот так, по заставам, всю жизнь. Ты будешь тянуть эту лямку, пока не станешь старой и бессильной. А потом? Что будет потом? А там, у меня… ты будешь жить, ни в чем не нуждаясь. Я сделаю все, чтобы ты была счастлива. Тала…
– Нет… - глухо ответила девушка, не оборачиваясь.
– Я знаю, о чем ты думаешь, - неловко сказал Тирайн.
– И сам думаю о том же. Тело ведь так и не нашли. Но поверь мне, мы писали, мы искали… и если бы был хоть маленький шанс, что Саа жив… он бы уже смог дать знать о себе, мы нашли бы хоть какую-то зацепку. В списках значилось сначала «пропал без вести», теперь уже – «погиб». Я понимаю – не хочется верить. Но… прошло четыре года, Тала… И если бы… уже нашелся бы он. Значит…
– Нет, - также, не оборачиваясь, очень ровно повторила она.
– Я теперь князь, - сказал он. – Я сделаю так, чтобы ты никогда ни от кого не зависела. И даже если ты не захочешь… - он чуть запнулся, вспыхнув, отвел глаза, - ты будешь мне… как сестра. Обещаю. Просто – будь рядом, мне больше ничего не надо… Тала…
– Уйди, - сказала она тихо. – Я… я подумаю. До завтра. А теперь уйди… уходи. Пожалуйста.
Ну, вот и все, сказала она. Сказки кончились. Надо делать выбор.
В окно маленькой комнаты в городской гостинице светила луна. За стеной храпел второй постоялец, где-то надрывно лаяли собаки. Тала перевернулась на живот, обнимая подушку. Серебряный свет падал прямо в лицо, пеплом посыпая разбросанные по плечам медные пряди.
Рано или поздно это должно было случиться, и ты всегда это знала. Он ведь прав. Как ты будешь жить дальше?
Саадана нет. Нет, нет, нет! Кто виноват в том, что ты все еще цепляешься за глупую надежду? Чудес не бывает.
Тирайн… добрый, сильный, родной. Тирайн, друг, брат, товарищ. Друг, вот именно. Брат. Но не любимый. Не тот, кому скажешь «Да».
А сказать… придется?
Решай же, глупая девочка.
Упустишь свое счастье, сказала бы мать. И нянюшка покачала бы головой. И отец посмотрел бы неодобрительно… папа, папа, ты так мечтал видеть дочь счастливой, скажи – буду ли я счастлива, если ЕГО – нет? Ты так хотел дождаться внуков…
Князь. Она станет княгиней. И не будет больше этих изматывающих ночных рейдов, отчаянной тоски по вечерам, запаха пыли и алычи, пропитавшего волосы, грубых шуток солдат. И можно будет снова вспомнить, что такое платье и туфельки…
Впрочем, вспомнить, что такое платье, можно ведь и без Тирайна. В Гильдии ждут ее и возьмут с радостью, да и в Университете, наверное, тоже примут боевого мага. И можно будет сменить пояс и портупею на синее платье преподавателя и снова каждый день ходить по высоким коридорам, по нарядным улицам…
… где все напоминает ей – о нем.
Уехать. Не видеть, не слышать, не знать. Прошлое – умерло. А в настоящем нет места той рыжекосой наивной девочке с любопытным блеском в глазах. Девочка умерла… сгорела в том черном костре в библиотеке, вместе с письмом, обернулась пеплом, золой. Пустое. Прошло.
Скоро утро. Завтра. Что она ответит Тирайну?
Если бы только точно знать, что Саа погиб и никогда не вернется. Возможно тогда эта рана затянулась бы, наконец; может быть, тогда она вспоминала бы о нем, как многие, с огромной грустью и нежностью, но – светло, без этой разрывающей душу боли и тоски. Может быть, когда-нибудь... Но ежедневно, ежечасно думать о том, что, возможно, он жив и где-то зовет ее… может быть, ранен… или попал в плен… или просто не может вернуться, но верит, что там, дома, его ждет невеста, почти жена… Обмануть эту надежду? Предать это ожидание? Если бы… если бы…
Тала крепче обняла подушку, уткнулась в нее носом и заплакала.
* * *
Свадебное платье было очень скромным даже по меркам послевоенного времени: длинное, в пол, с высоким закрытым воротом, лишь чуточку украшенное по вороту и подолу вышивкой – серебряной нитью винограда. Белые лилии в медно-рыжих волосах удерживали недлинную фату; когда налетал ветер, Тала нервничала – ей все казалось, что прическа сейчас развалится. Тем не менее, все сошлись на том, что невеста была лучше всех – как и полагается.