Пятая Сила
Шрифт:
Впервые осознала Огненная, почему все известные из истории женщины-маги не имели семьи. Почему все они, добившись славы и почета, так и остались одинокими. Они сделали свой выбор. Интересно, хотели ли они иметь детей? Хотели, наверное, и могли бы, но побоялись. Побоялись неизвестности и риска. Никто из них не знает, обойдет ли ее судьба или накажет – лишением Дара, лишением жизни… Тала горько усмехалась. Вот и она… тоже. Вырвана из мира. Вырвана из жизни. Никто, никчемная. Калека.
Отчаяние кончилось внезапно, когда Литу минуло четыре месяца. В те ночи Тала почти не спала; то лежала, глядя в темноту, то вскакивала и подходила к кроватке сына, вглядываясь в младенческое безмятежное личико. В какую-то секунду она ощутила, что
Проснувшись утром, она подняла голову. Солнечные лучи били сквозь занавеси, растекались по полу, плясали зайчиками по стенам. Один зайчик проскакал по подушке и коснулся щеки. Тала кожей ощутила тепло и поняла, что отчаяние отступило. Жизнь продолжалась...
Бывшая Огненная еще могла, конечно, дать совет или что-то объяснить – в конце концов, теоретическая подготовка никуда не делась, и знания, полученные в Гильдии и в Академии, могли принести – и приносили им обоим – немалую пользу. Но Тала понимала, что здесь, на этой выжженной солнцем земле, теория бесполезна. Здесь практика нужна, здесь ценили умение разжечь огонь, а не вывести из этого процесса теоретическую формулу. Была бы она магом Воды… Воды здесь отчаянно не хватало. Вода здесь ценилась. Ах, если бы был жив Кервин, вздыхал порой Тирайн.
По утрам Тала заходила в его кабинет. В отсутствие хозяина долго-долго рассматривала книги, таблицы Земных рун и сочетаний, карты Таннады, испещренные понятными каждому Земному знаками. Трогала пальцами хрустальный кубок, задумчиво поглаживала маленькую спиртовку. Однажды открыла маленький ящик в глубине стола и доставала небольшую деревянную шкатулку. И, вытряхнув содержимое на ладонь, долго-долго любовалась поблескивающими на свету гранями. Надежда и гордость ее мужа… гордость троих мальчишек, вздумавших поиграть с Силами. Не оттого ли Силы решили указать им их место? Ведь из всех троих Тирайн был самым сдержанным… не слабым, нет. Но до того, что могли и умели Саадан и Кервин, не всегда дотягивался Тирайн. Не оттого ли его – единственного – пощадили?
Несколько раз князь ездил в Инатту, в Гильдию. С одним из магов, пожилым и опытным Верреном, Тирайн регулярно переписывался – и, видно, немало ценных советов содержалось в этих письмах.
Из одной своей поездки – малышу Литу было тогда полтора года – Тирайн вернулся задумчивым и возбужденным. Талан не стала расспрашивать мужа; захочет – расскажет. После той поездки маленький многогранник переселился из потайного ящичка на стол.
– Я уж думала, ты забыл про него, - сказала Тала.
– Нет, - коротко ответил князь. – Времени не было. Да и нужды тоже.
– А теперь есть? – она внимательно взглянула на мужа.
– Теперь – есть, - так же коротко ответил тот.
После этого разговора он стал пропадать в башне все вечера, прихватывая и часть ночи. Тала не спрашивала его ни о чем.
В те, первые, годы они часто разговаривали по вечерам, сидя на ступеньках крыльца, или стоя у реки на пристани, или уходя в степь – было у них двоих любимое место недалеко от города. Излучина реки давала какое-то подобие прохлады, росшие у воды три чахлых деревца – подобие уединения. Князь и княгиня уходили из города вдвоем, без охраны; прогулки эти были ценны еще и тем, что давали возможность поговорить с глазу на глаз. Да и кого им было бояться – здесь, в стране, где князя любили и уважали? А разбойники, мародеры, лихие люди за годы княжения Тирайна повывелись.
Часто вспоминали Кервина. Тело было привезено в Инатту, похоронили его с почестями, как героя. Как не хватало его, прежде самого незаметного! Как не хватало его молчания, озорных проделок, доброго, понимающего взгляда. Как часто жалел Тирайн, что нет друга рядом – как помог бы он, как они… как продолжали бы они вместе работать.
Вспоминали и Саадана, но – молча. Каждый сам про себя. Тирайн не хотел тревожить жену – а она наглухо замкнула в себе эту память, понимая, что прошлого не вернешь, и боялась потревожить мужа. Та любовь, то узкое серебряное кольцо стало замком, на который оба закрыли память, чтобы сберечь покой друг друга.
К тому же, оба долго не могли поверить, что Саадан погиб. А когда, наконец, поверили, приняли в себе это, вспоминать открыто было уже слишком тяжело.
* * *
Со времени их свадьбы минуло пять с лишним лет. Маленькому Литу было уже больше года, и Тирайн с облегчением наблюдал, как со времени рождения сына прежнее ледяное спокойствие и молчаливое равнодушие Талы постепенно сменялись жизнью. Смехом, лаской, порой слезами, но – жизнью. Зеленые глаза ее так часто становились теплыми, яркими, живыми, обращаясь на сына.
Внешне Тала почти не изменилась. Фигура ее не расплылась от родов и кормлений, осталась все такой же тонкой и гибкой, косы – такими же пышными и густыми. Правда, от уголков глаз к вискам разбегалась тоненькая сеточка морщин и седая прядь в волосах была хорошо заметна, но это – если приглядываться. Только улыбалась она теперь реже, намного реже.
А маленький княжич был похож и на мать, и на отца одновременно. Яркие зеленые глаза он несомненно взял от Талы, русые прямые волосы – от него, Тирайна. Крепенькая, неторопливая его фигурка очень напоминала фигуру деда, старого князя, а легкий смех похож был на смех Талы в прежние счастливые времена. Но вот от кого он получил упрямый характер, оставалось загадкой – ни в отце, ни в матери не было, кажется, такогоупрямства. Няньки ворчали, Тала улыбалась: выровняется. И потом, кто сказал, что упрямство – это плохо? Уж это-то она знала на себе.
– Как ты думаешь, - спросил однажды Тирайн у жены, - кем он станет? Он будет магом?
Тала задумчиво пожала плечами.
– Все может быть.
– Мне бы этого хотелось. Мы отправим его учиться в Инатту, а потом он сможет остаться там, в Гильдии…
Княгиня промолчала. Хотела ли она для сына судьбы мага? Сама не знала.
– Если он будет магом, - улыбаясь, добавил Тирайн, - пусть он станет Огненным.
– Зачем? – искоса взглянула на мужа Тала.
Он посмотрел на нее очень серьезно и ответил:
– Чтобы закончить работу. Чтобы пробудить четвертый Камень.
Тирайн любил сына, хотя внешне старался не показывать этого. Он был строгим отцом. Впрочем, Лит был еще слишком мал и не слишком нуждался в мужском воспитании. И все-таки невыразимой радостью было для князя таскать его вечерами на плечах; смеяться, когда смеется он; внимательно слушать, как малыш бормочет что-то на своем никому не понятном детском языке. Больше радовался он, лишь уходя в лабораторию...
Но нет, здесь«радовался» - не то слово. Магия… для Тирайна это было как глоток воды в жаркий день. Только тот, кто несколько лет был лишен возможности заниматься любимым делом, поймет его. Одно дело – применять свои опыт и знания на практике, и другое – прикоснуться к тайнам науки. Да, здесь он лишен был почти всех инструментов; здесь он с тоской вспоминал о библиотеках Гильдии в Инатте, но даже те крохи, что успевал уделять магии – и это было хорошо.