Пятьдесят оттенков любви. Свадьба и развод по-русски
Шрифт:
— Я не могу. Как я буду жить без всего этого?
— Ты все можешь. Ты только не хочешь прилагать усилия. Ты привыкла распускать нюни всякий раз, когда становится трудно. На самом же деле у тебя масса сил, ты все преодолеешь. Старайся всегда их черпать в себе, а не в других. В этом и заключается свобода.
— Тогда я не желаю быть свободной!
— Пойми, Катя, наши дороги расходятся. У меня свой жизненный путь, у тебя — свой. И мой образ жизни не для тебя. У меня нет пристанища, я кочую с места на место, как бедуин. И не надо драматизировать. Я сделал для тебя все, что мог,
— Я тоже согласна ездить с тобой. Куда ты, туда и я. Хоть на Северный полюс.
— Хватит, Катя, я уезжаю завтра утром, и мы никогда больше не увидимся. И давай не будем больше об этом. Лучше еще выпьем.
— Как хочешь, — безучастно проговорила она.
Артур снова погрузил ее соски в стакан с вином, а затем долго сцеживал его с них. Катя тоже слизывала с его пениса густую терпкую влагу, но делала она это машинально; то, что давало силы ей все эти дни, сейчас обрушилось, оставив после себя лишь груду обломков, с которыми было непонятно что делать. Внезапно Артур взял бутылку, и выпавшая из нее тоненькая струйка стала растекаться ручейками по ее телу, образуя в ложбинах и складках маленькие озерца, пруды и протоки. Он стал осушать их своим языком, затем снова окропил ее вином. Катя почувствовала, как теплая речка заскользила у нее между ног, а вслед за ней там появился и язык Артура, который стал собирать застрявшие в складках ее алого бутона бусинки.
— Какая ты вкусная, Катюша, — протяжно произнес он. — Я пьянею от тебя.
Желание начало свой привычный путь, из низин живота подобно реке растекаясь по всему бассейну тела. Но сейчас это не радовало Катю, физическое удовольствие не смешивалось с душевной приподнятостью, оно было абсолютно автономно, шло как бы своей дорогой. По большому счету, Кате было все равно: есть оно или нет. Губы Артура ласкали ее лоно, его пальцы забирались внутрь, но то, что еще вчера заставляло ее совершать восхождение на пик наслаждения, теперь всего лишь приятно щекотало ее. Внезапно он прекратил ласки.
— Ты не хочешь меня, — догадался он об ее состоянии.
— Ну что ты, Артур. Это совсем не так, — постаралась Катя как можно более горячо и искренне возразить ему.
— Я же вижу. Давай не будем.
— Нет, ты хочешь меня. — Она посмотрела на торчащий в ее сторону кол. Это же ее милый Вася, Васютка, которого она так сильно любит, который принес ей целую бездну наслаждения. Внезапно сильное желание сотрясло ее тело, Катя страстно поцеловала фаллос, а затем, упрятав его в свой рот, стало быстро водить по нему языком.
— Трахни меня, делай со мной, что пожелаешь, — лепетала Катя, пока Артур укладывался на нее. — Я открыта для тебя нараспашку, я вся твоя!
Она почувствовала, как член Артура вонзился в нее и быстро, словно поршень, заходил внутри нее. С губ Кати один за другим слетали мажорные аккорды стонов; наслаждение, казалось, до краев заполнило ее тело, оно было одновременно мучительным и прекрасным.
Внезапно
Они кончили одновременно и несколько минут лежали молча и неподвижно. Артур прикоснулся губами к ее глазам и ощутил соленую влагу слез.
— Ты плачешь?
— Это не имеет значения, ты сам говорил, что я должна научиться справляться с собой.
— Все правильно, ты молодец, быстро усваиваешь уроки. — В голосе Артура прозвучало удовлетворение успехами, достигнутыми его ученицей. — Я всегда говорил, что ты у меня умница. Хочешь что-нибудь съесть?
— Нет, ешь ты.
Артур встал с кровати и через секунду в темноте раздался хруст от вонзившихся в плотный шар яблока крепких зубов мужчины.
Катя молча лежала в постели, глотая соленый напиток из собственных слез. Мыслей не было. Голова и душа были пусты, как дом, который приговорили к сносу.
Автобус уходил после завтрака. Артур попросил ее не провожать его, но она так посмотрела на него, что он не стал ее больше упрашивать. Они сидели рядом, но почти не разговаривали. Катя смотрела в окно на то, как менялся проплывающий мимо них пейзаж. Сначала узкую ленту дороги с двух сторон сжимали горы, затем они расступились, и теперь эта лента разматывалась по неширокой, засаженной виноградниками долине.
А вдруг он не уедет, вдруг останется в последнюю минуту, думала Катя. Она не верила своей надежде, как не верят много раз обманувшему человеку, но эта надежда вопреки всем очевидным фактам жила в ней. Именно она заставила ее сесть в эту душную, пропахшую бензиновой гарью машину. Если он будет видеть, как ей тяжело, то, может быть, его сердце дрогнет, и он переменит решение. Но Артур, казалось, не замечал печального состояния своей попутчицы, он плавал по океану собственных мыслей и, казалось, был далеко от того мягкого сиденья, на котором удобно устроилось его тело.
Автобус доставил их на привокзальную площадь. Они вышли. Только сейчас Катя с удивлением заметила, что в руках Артура был совсем небольшой чемоданчик.
— Это все твои вещи? — спросила она.
— Да, — он посмотрел на часы. — Скоро отправление, а надо еще что-нибудь купить поесть и попить.
— Давай я куплю тебе еды, — предложила она свои услуги.
— Не надо, я привык все делать сам.
Рядом с вокзалом расположился большой базар, Артур быстро пробежал по его рядам и буквально за несколько минут купил все, что могло пригодиться ему в пути. И Катя не могла не оценить его сноровку заядлого путешественника.
— Теперь можно идти на перрон, кажется, уже подали состав, — сказал Артур.
Катя молча и покорно поплелась за ним. Она смотрела на его спину, и почему-то эта прямая, равнодушная к ее страданиям спина, красноречивее любых слов говорила ей, что он не останется.
Поезд действительно уже стоял на перроне. Облезлые, словно одичавшие кошки, покрытые толстыми слоями пыли и грязи вагоны, выстроились, как послушные ученики, в ряд, вдоль которого, изнемогая под тяжестью поклажи, тащились пассажиры.