Пятьдесят
Шрифт:
А кто третий, Адам?
– Клайв говорил, прикрывая трубку рукой.
Что?
Кого третьего убили?
Некая Элизабет Лоренс. Она из вашей новогодней компании, брат!
Да, брат, - Клайву понравилось это слово, - новости хреновые, но не совсем неожиданные. Слушай, и что теперь вы будете делать?
Не знаю еще. Впереди целый день, но, думаю, решения будут весьма конкретными. Вечером сможешь позвонить?
Клайв покачал головой :
Не знаю, не уверен. На всякий случай давай уговоримся на завтра, часов на десять утра по вашему.
Хорошо. У тебя то что?
Завтра расскажу, Адам. Кажется, что мы
Хорошо бы. Ладно, брат, извини — у меня тут постоянно вызовы идут по внутреннему, сам понимаешь. Звони завтра на домашний, я наконец-то выходной буду.
Ок. Держитесь там! Ауфвидерзеен!
Клайв положил трубку и вышел из кабинки, показав девушке, что закончил разговор.
Грюнфельд убил семью сенатора, - сказал он, подойдя к Глории.
– Самого его не тронул, но парализовал и заставил на все смотреть. Также убита еще одна женщина, которая была в числе гостей на празднике у Адамсов.
Шестнадцать человек, - ответила она.
– Он не пропускает почти ни одного дня. Ну что же, по крайней мере нам себя не в чем упрекать, мы делаем все возможное.
В этот момент телефонистка, привлекая их внимание, постучала по стеклу:
Ihre Nummer antwortet nicht, - сказала она, разводя руками.
– Ich r drei Male noch einmal an.
Я не понимаю, - Клайв подошел ближе к окну, - нихт ферштейн.
Нет ответ, - коверкая английские слова, с трудом произнесла она.
Никто не подходит? Понятно. Ну, ладно, позвоню в другой раз. Данке! Сколько с меня?
Vier Marken f"unfzig zwei Pfennige, - с улыбкой сказала девушка, для верности поднося калькулятор с означенной суммой.
Что у вас тут?
– спросила Глория, которая подошла к ним, заинтересовавшись разговором.
Я должен за разговор четыре пятьдесят две, а Манхабата не отвечает. Вот чтобы это все понять, я тут и стою уже пять минут, - Клайв усмехнулся.
– Ох уж этот язык, черт ногу сломит!
Расплатившись, они вышли из здания почты и сразу поехали в отель. В номере Глория не мешкая разложила на столе свои книги и углубилась в чтение, в то время как Клайв в соседней комнате включил телевизор и стал смотреть новости, выходящие с английскими субтитрами. Скоро ему это наскучило и он, решив искупаться, взял чистое полотенце и прошел в ванную комнату. Через некоторое время оттуда послышался его крик:
Глория! Скорее сюда!
Отложив в сторону книгу, она не мешкая бросилась на его зов. Клайв стоял перед зеркалом, он был бледен и имел весьма растерянный вид.
Смотри!
– он повернулся к ней, указывая на себе на грудь. Там, напоминая букву «V», расходились в сторону две ровные красные линии, отчетливо видимые в зеркале.
Я же говорила...что тут удивляться?
– спокойно произнесла Глория, проводя пальчиком вдоль них.
– Тебе не больно?
Совсем нет. Но что это значит?
Сегодня был очередной поворотный этап и две линии соединились. Ну что ты волнуешься? Я же тебя предупреждала, что так и будет. Тем более, обычному глазу без зеркала они не видны, красоты твоей не портят!
Черт! Как думаешь, сколько их еще может появиться?
Я не думаю, я знаю, милый, - она улыбнулась.
– Их будет пять.
И что тогда?
Именно к этому моменту мы должны победить Грюнфельда. Я тоже человек, и не могу проникать в сокровенные замыслы высших сил, но думаю, что тебя ждет великое будущее.
И как это будет выглядеть?
– Клайв вновь посмотрелся в зеркало.
Вот так!
– Глория нарисовала на стекле пять перекрещивающихся линий.
Это что, звезда?
– Клайв удивленно посмотрел на получившееся изображение.
– Я так буду похож на коммуниста!
Дурак ты!
– Глория громко засмеялась.
– Это называется пентакль - магический символ мироздания. Появление такого знака на человек означает его избранность. Многие из власть предержащих поклоняются пентаклям, некоторые специально выжигают его на себе, но это только дань уважения, а уж проявление подобного символа на человеке... Это явление является из ряда вон выходящим, и я знаю только несколько имен, кто носил на себе похожие печати. Кстати печать — самое лучшее определение.
Кто они?
Их имена тебе ничего не скажут. К тому же, все они давно умерли, но именно эти люди, всегда оставаясь в тени, несли в мир нечто, что в конечном итоге приводило его к какому-то толчку, знаменовавшему собой целый ряд грандиозных изменений в жизни человечества.
Я больше не хочу мыться, вообще ничего не хочу!
– Клайв накинул на себя недавно снятую рубашку.
– Черт возьми, я, оказывается, даже не знаю, кто я такой! Бред!
Всему свое время, милый, и мы все узнаем, - Глория мягко погладила его по щеке.
– Впрочем, долго ждать нам не придется.
Ладно, что ж делать — буду избранным!
– Клайв усмехнулся.
– Как считаешь, во сколько нам надо выезжать?
Глория задумалась :
Ну, раз речь шла про ночь, значит должна быть ночь. Поедем так, чтобы в полночь быть на месте.
Тогда нам нужны фонарики, - сказал Клайв.
– Без них по ночному лесу, ну его нафиг, ходить. Что же я сразу то не подумал? Придется сейчас съездить, пока магазины работают.
Правильно, давай, - согласилась Глория.
– А я пока своими делами позанимаюсь.
Клайв быстро оделся и чмокнув Глорию в подставленную щечку, вышел из номера. Он хотел обратиться к хозяину отеля и спросить, где поблизости можно купить фонарь, но на этот раз за стойкой в холле сидел обычный портье, совершенно не говорящий по английски. Поняв, что диалога не получается, Клайв вышел из отеля и оглядевшись, пошел по улице в направлении центра. Он не захотел воспользоваться машиной, потому что вокруг было предостаточно мелких лавочек, и он не сомневался, что вскоре найдет то, что ему нужно. Вскоре Берри уже стоял в небольшом хозяйственном магазинчике, продавец которого выложил перед ним целый набор разнообразных фонарей. Клайв выбрал два из них, которые показались ему наиболее пригодными для намеченных целей и купив несколько комплектов батарей, отправился назад. Проходя мимо портье, он с улыбкой показал на свои покупки, давая понять что именно искал, и что сам справился с этой задачей. Глорию он застал по-прежнему сидящей со своими книгами, и только, поскольку начинало темнеть, она зажгла перед собой несколько своих свечей, отдав им предпочтение перед обычным электрическим светом.