Пятерка с хвостиком и другие веселые повести
Шрифт:
Голенастая девочка Валька, увидев это, восторженно вскрикнула:
— Ого-го!
И я не знаю, отчего больше был такой красный Кукурузо: то ли от напряжения, то ли от этого «ого-го». Он вообще почему-то часто посматривал на ту Вальку. Нашёл на что смотреть!
Страшило какое-то! Тощее, пучеглазое, длинноногое! Тю! Хуже Гребенючки в сто раз!
Все стояли на поляне и смотрели, как ловко Игорь разжигал костёр. Ты смотри, городской, а умеет…
Вскоре посреди поляны уже лизал небо огненными языками большой костёр.
— Ну, а чья очередь
— Сашкина! — воскликнула Валька.
— Сашкина, Сашкина! Правильно! — закричали отовсюду, и все посмотрели на штурмана.
— Твоя? — спросил вожатый.
— Только так! — сказал тот.
— Значит, нам сегодня везёт, — улыбнулся вожатый.
— Везёт! Везёт! Уху! Сашенька, обязательно уху!
— Ушицу! — слились в одно десятки голосов.
— Только так, — впервые за всё время улыбнувшись, закивал головой Сашко.
Теперь, когда все стояли вместе около костра, было особенно заметно, что Сашко очень маленького роста, ниже всех. Может быть, потому он и держался так серьёзно и нахмуренно, чтоб казаться солиднее. А ещё было видно, что все его любят и если и подтрунивают над этим его «только так», то совсем не обидно, а скорее ласково.
Сашко принялся готовить завтрак. Девочки, в том числе и Валька, помогали ему, чистили картошку и рыбу, которую достали из сетки, что была привязана к корме одной из шлюпок и опущена в воду. Остальные пионеры разбрелись по острову кто куда. Как-то так само собой вышло, что мы очутились рядом с Игорем. Игорь сидел на пеньке и строгал ножом палочку, — видно, что-то собрался мастерить. Мы с Кукурузо сидели возле пенька на корточках, уткнувшись подбородками в колени, и задумчиво ковырялись в земле. Потом Кукурузо кашлянул и, насупившись (чтоб скрыть смущение), сказал хрипло:
— Дай посмотреть… приёмник… Можно?
Игорь сразу отложил ножик и палочку:
— А чего же… Конечно. Пожалуйста.
Он открыл футляр:
— Вот настройка, это диапазоны, это громкость, — показал, где что крутить.
Кукурузо склонился над приёмником. Я тоже пригнул голову. Кукурузо оттолкнул меня локтем:
— Не сопи туда прямо. Запотеет и испортится.
Игорь улыбнулся:
— Да ничего. От этого не испортится.
Кукурузо долго крутил в руках приёмник, и мы молча, затаив дыхание слушали голоса далёких стран.
— Да-а… Ценная штука, — сказал наконец Кукурузо и добавил: — Ну, по физике у тебя, конечно, пятёрка?
— Пятёрка, — просто и без хвастовства ответил Игорь.
— А двойки ты хватал когда-нибудь? — с надеждой спросил Кукурузо. — Хотя бы по поведению, по пению, по рисованию, что ли? Или круглый отличник?
— Отличник, — словно извиняясь, сказал Игорь. — Все участники нашего похода — отличники. Такое было условие.
Кукурузо тихо вздохнул.
В это время из кустов выглянула Валька. Должно быть, девочки уже закончили свою работу. Я видел Вальку, а Игорь, который сидел к ней спиной, нет. Валька тихонько подкралась к нему, и я не успел даже открыть рот, как она одним движением столкнула его с пенька. Игорь ничего не подозревал и, конечно, вверх тормашками полетел в траву.
— Даме всегда надо уступать место, — сказала Валька, садясь на пенёк.
Игорь поднялся и только улыбнулся в ответ.
Мы с Кукурузо удивлённо переглянулись.
Хорошее дело! Толкового хлопца — физкультурника, который сам смастерил приёмничек, какое-то длинноногое страшило швыряет на землю, будто это не хлопец, а мешок с картошкой. И он только улыбается…
Попробовала бы мне сделать такое даже Гребенючка, я б ей так дал, так дал, что она десять раз перевернулась бы!
Постойте, а что это с Кукурузо?
— А ну дай мне! — нахально говорит Валька и протягивает руку к приёмнику.
И Кукурузо, телёнок, преспокойно отдаёт приёмник. Вот дурень. Что это — её приёмник, что ли? Чего это она распоряжается.
Впрочем, все эти бодрые возгласы звучат, конечно, только в моей душе. Я молчу. Это же не мой приёмник и не у меня его отбирают.
Валька начала настраивать приёмник, по-птичьи склонив голову к плечу и глядя в небо. Поймала какую-то тягучую мелодию и вдруг воскликнула:
— О! О!
Мы удивлённо посмотрели на неё — чего это она вопит?
Мечтательно глядя на плёс и слушая музыку, она тихо сказала:
— «Лебединое озеро»… Адажио…
Я скривился. Вот задавака! Говорит такое, что ничего понять нельзя.
А Кукурузо напустил на себя серьёзность и, нахмурив брови, говорит:
— Нет, — говорит, — это озеро, скорее, не лебединое, а утиное. Лебеди у нас не водятся. Зато уток — тьма-тьмущая!
Валька вдруг как захохочет:
— Ой, держите меня! Ой, не могу! Вот чудак! Я же не про это озеро, а про музыку «Лебединое озеро». Балет композитора Чайковского. Как раз сейчас вот это передают.
Кукурузо — будто кто лицо кипятком ошпарил. Вся кровь, какая только была у него в организме, бросилась ему в лицо.
— Можно подумать, что я не знаю, — сердито буркнул он. — Прекрасно знаю этот знаменитый балет. А про наше озеро я просто так сказал. Для интереса… Для смеха.
Я отвернулся. Не могу я смотреть в глаза человеку, который нагло врёт. Ничего он, Кукурузо, не знал никакого «Лебединого озера». Потому что слух у него был препоганый. Петь он мог только со мной. Подтягивать. А у самого у него все песни получались на один мотив. Мне было досадно на Вальку, что она заставила моего друга так бессовестно врать. И вообще, чего она прилезла к нам?…
И вдруг, словно подслушав мои мысли, Валька резким движением выключила приёмник и сказала:
— Вы на меня сердитесь, ребята, да? За то что я пришла к вам и пристаю, да? Так я пойду… Вы не сердитесь. Просто мне хотелось познакомиться с вами…
И так она это просто сказала, что мне стало неудобно. И ни я, ни Кукурузо не нашлись что ответить.
Валька встала, сунула Кукурузо в руки приёмник и побежала к костру.
— Чудачка какая-то… правда? — пожав плечами, смущённо сказал Кукурузо.