Пятицарствие Авесты
Шрифт:
сторону. Промахнувшийся зверь скатился по песчаному откосу,
но и Од, не удержавшись, свалился с обрыва и сполз некоторое
расстояние по сыпучему песку, а затем на четвереньках начал
карабкаться вверх, к обрыву. Снизу прыжками его пытался
настичь зверь, а осыпавшийся песок препятствовал им обоим,
и хотя тигр был тяжёл и ему труднее было преодолеть осыпь,
расстояние между ними всё же сокращалось. Кое-как
достигнув начала откоса
за траву лужайки над уступом, а подтянувшись, встал на ноги и
влез на уступ, где навстречу ему бежал Ун с дротиком в руках.
Выхватив у него оружие, охотник обернулся к оврагу, глубоко
вонзив дротик в показавшуюся над обрывом пасть животного;
тигр булькающе захрипел, его лапы сорвались с обрыва на
песчаный откос, где, биясь в судорогах, он медленно сползал
вниз. Од вдруг почувствовал, как смертельно устал. Он сел на
траву, положив выпрямленные руки на согнутые колени, не
ощущая ни радости, ни счастья, но лишь странную тоску,
которую почти заглушала та невероятная усталость.
Прошло два дня; потрясение, пережитое Одом, прошло, он
продолжал ходить на охоту, почти всегда возвращаясь с
23
добычей, и не злился на оставивших его охотников, ему не в
чем было упрекнуть их, при этом Юл вряд ли чувствовал себя
виноватым, так как гонор свой не уменьшил. Доброе же
чувство Ода к Уну усилилось, поскольку лишь товарищ не
оставил его в беде, сумев справиться со своим страхом, и не
подоспей он вовремя, Оду вряд ли удалось бы схватить другой
дротик. Отношения же Уна с Юлом были напряжёнными, Од
видел, что Ун сторонится Юла, очевидно, опасаясь того и не
желая ссоры, Юл же, в свою очередь, не трогал Уна, видя его
дружбу с Одом, но вскоре произошла сцена, неприятно
подействовавшая на Ода.
Однажды во время еды Юл вырвал кусок мяса у охотника,
очередь которого была прежде его, не дав тому откусить
положенное, а откусив сам несколько раз, видимо, не
собирался передавать кусок дальше, на что растерявшийся от
такой выходки Од даже не успел прореагировать, потому что
ничего подобного не помнил с детских лет. Случайно взглянув
на Уна, он поразился его виду: тот дрожал, напрягшись, словно
его ударили. Переведя взгляд на Юла, Од не знал, что
предпринять, но тут вмешался Ро; заметив его негодующий
жест, Юл нехотя передал мясо охотнику, у которого его отнял.
Оторопь долго не покидала Ода; сколько он помнил, в их роду
всегда был равный доступ к мясу, хотя случалось, что дети
нарушали его, но их решительно и строго пресекали, а
охотники никогда не пытались искушать судьбу, поскольку
знали из рассказов стариков, как жестоко наказывали тех, кто
не считался с правилом. Ун же долго не мог успокоиться, и Од
уже с любопытством следил за ним, понимая, сколько
неожиданного таит в себе этот юноша.
После ужина старый Го, часто моргая единственным
глазом, принёс Оду выделанную им шкуру тигра,
выглядевшую изумительно, было видно, что старик не пожалел
сил на её выделку. Восхищённый Од благодарно похлопал
старика по здоровому плечу, и тот ушёл довольный, а Од с
наслаждением улёгся на своей новой постели рядом с
24
дремавшей уже Лу, решив, что Ра, надо думать, нашла себе
другое место. Между тем её дети-подростки были в тревоге —
за ужином матери не было. Очнувшаяся Лу подтвердила, что
Ра отсутствовала с полудня. Он вышел из пещеры; было уже
темно, а ночь, плотно пронизанная обычными своими звуками,
издаваемыми шакалами, ночными степными птицами, была
благодатна, и в ней не было ничего постороннего и
тревожного. Од крикнул несколько раз, но всё было по-
прежнему, лишь фыркнул у реки проснувшийся жеребёнок.
С утра, вооружившись, Од отправился на поиски
пропавшей Ра, а дойдя до места, где, по предположениям, она
могла потеряться, начал тщательно осматривать местность с
негустым лесом, с кустарниками, с невысокой травой. Бродя из
стороны в сторону, он обнаружил следы в примятой траве:
словно два человека что-то волокли по земле, а идя по следу,
внимательно осматриваясь и раздвигая кусты, вдруг
остолбенел: перед ним лежала Ра, точнее, то, что от неё
осталось. Лицо её было обезображено, череп раскроен, тело
изуродовано, как будто из него вырезали куски мяса, а на
окровавленной шее лежали её бусы из лошадиных зубов, что
исключало возможность ошибки. Од перевёл дыхание; было
ясно, что это дело человеческих рук, и поскольку похитители
питались её мясом, он решил устроиться в засаде с надеждой,
что те могут вернуться, а решив так, уже не сомневался в
задуманном, но лишь терялся в догадках, кто мог сотворить
подобное. Было невозможно, что на такое способны
соплеменники или люди их тотема. Может быть, это были
люди тотема кабана? Они крали женщин из тотема лошади,