Пятидесятилетний дядюшка, или Странная болезнь
Шрифт:
ГОРСКИЙ. Худо!.. Странное дело – только вот подумаешь, что всё пошло хорошо: тут-то откуда и ни возьмется новое горе!.. Но если она тебя любит – почему тебе не жениться на ней?
МАЛЬСКИЙ. Потому что жениться на женщине, не любя ее, – значит не уважать ее.
ГОРСКИЙ. Но ведь я говорю – в таком случае, если она любит тебя?..
МАЛЬСКИЙ. Тем больше – в таком случае надо притвориться, за нежность платить нежностью, всегда быть в принуждении… О, нет, ни за что на свете!
ГОРСКИЙ. Ты так думаешь?..
МАЛЬСКИЙ. Так, дяденька…
ГОРСКИЙ (быстро смотря ему в глаза). Да не значит ли это чего, Володя?
МАЛЬСКИЙ. Что же такое?
ГОРСКИЙ. Так. Ты не влюблен ли в другую?..
МАЛЬСКИЙ. В кого же?..
ГОРСКИЙ. А мне как знать! Я потому-то и спрашиваю, что не знаю…
МАЛЬСКИЙ. Нет, дяденька, ни в кого – будьте уверены…
ГОРСКИЙ. То-то же!.. Как же быть теперь?
МАЛЬСКИЙ. Остается одно средство: я уеду – тогда вы расспросите ее – и уведомите меня.
ГОРСКИЙ. Экое дело!.. Да – видно больше нечего делать. Покуда – быть так. Куда же ты?
МАЛЬСКИЙ. Куда глаза глядят – хотелось бы от самого себя убежать… (Уходит).
Явление XVI
ГОРСКИЙ (один).
Худо!.. А впрочем, еще отчаиваться нечего. Надо сперва порасспросить хорошенько эту ветреницу. Может быть, оно и всё к лучшему… Всё к лучшему?.. О, если б это была правда!.. Странно, радость моя прошла… мне опять грустно… какое-то беспокойство… Вот за минуту – всё казалось
Явление XVII
Входит Лизанька.
ГОРСКИЙ. А, это ты, Лизанька!.. Не знаю, почему – но только твое присутствие пугает меня… Что ты еще скажешь?..
ЛИЗАНЬКА. Всё то же, что уж и сказала… Мне нетерпеливо хочется услышать ваше решение…
ГОРСКИЙ (смотря на нее с смущением и восторгом). Ангел!.. О, боже мой, боже мой!.. Не во сне ли неё это?.. Нет, Лизанька, – уйди, уйди!.. не кажись мне, пока я не скажу тебе своего решения… Твой вид смущает меня… Видишь – как я весь дрожу?.. Посуди сама – к лицу ли мне это?.. О, пощади, пощади меня!.. Когда всё обдумаю… решусь… тогда… Только тогда уж не оставляй меня ни на минуту… Не дай закрасться в душу ни одному сомнению… (Схватывая ее руку и быстро смотря ей в глаза). Знаешь ли ты, что тогда твое слово, твой взгляд, одно твое движение будет и убивать и воскрешать меня?.. Понимаешь ли ты, что такое любовь старика к молодой девушке?.. Да это для нее казнь божия?.. Выходи за молодого – то немного внимательности, немного любви – и он счастлив, спокоен… Он без ревности будет смотреть, как ты говоришь с тем, с другим, внимательна к тому, к другому… А старик – у него нечиста совесть – он никогда не забудет разницы лет…
ЛИЗАНЬКА. Полноте, полноте… Не мучьте себя такими пустыми предположениями… Нет, вы не можете быть ревнивцем… мучителем своей жены…
ГОРСКИЙ. Мучителем?.. Скажи – палачом!.. Да, палачом твоим я буду!.. Я не скажу тебе ни слова… я скрою, глубоко скрою в себе мои беспокойства, мои мучения; да разве не будут тебя мучить – мое молчание – мрачный взгляд – бледность – кровавые глаза – безумный шопот днем – безумный бред ночью?.. Знаешь ли ты, как я тебя люблю?.. (На ухо, вполголоса). Я так тебя люблю, что часто не могу разобрать, люблю или ненавижу я тебя… И это не пугает тебя?..
ЛИЗАНЬКА. А знаете ли вы, как я могу любить?.. Прошу вас только об одном: дайте пройти только первому времени смущения… дайте мне только привыкнуть к моему новому положению… А там… да неужели вы думаете, что я так бедна, что не буду в состоянии заплатить вам равною любовию?.. Не ждите от меня страсти – ревности – впалых глаз – бледного лица – нет, я неспособна ко всему этому… Но я сделаю больше: в моем веселом взоре вы будете видеть себя – и ваш взор будет спокоен и светел; в моем лице вы будете видеть не опустошения страсти, а кроткий блеск любви – и этот блеск отразится на вашем лице… Да – не страсть, не ревность, а любовь и счастие дам я вам…
ГОРСКИЙ (задыхаясь от радости и смущения). Замолчи… замолчи… твои слова обольстительны… я – я подкуплен… я изменил самому себе… я не смею верить себе… Дай мне успокоиться… собраться с мыслями… опомниться… {52} Но нет… не ты, я оставлю тебя, уйду от тебя… ты страшна мне…
ЛИЗАНЬКА. Дяденька!.. (бросается к нему в объятия: он вырывается, бежит – и, оглянувшись на нее раз, уходит в свой кабинет, а она, через противоположную дверь, в свою комнату). {53}
52
Далее в Р – незачеркнутый текст, не вошедший в печатный:
Тс… тише!.. Кто-то идет… уйди… нет, останься… у тебя больше твердости… ты поддержишь меня… не дашь мне изменить нашей тайне… проговориться… Кто там? Никак чужие?..
Те же и Бражкин.
БРАЖКИН. Здравствуйте, Николай Матвеич! Мое почтение, Лизавета Петровна! Все ли в добром здоровье, т. е. все ли подобру-поздоровью? (Подходит к руке Лизаньки).
ГОРСКИЙ. Здравствуйте, Федор Кузмич! Не ожидали мы вас увидеть…
БРАЖКИН. Т. е. – не во время гость хуже татарина?.. Бывает, бывает и это! Да я ведь к вам не просто – есть дельце и очень этак – знаете – экстренное.
ГОРСКИЙ. Что же такое? (Про себя). Ну, если опять со своими предложениями!..
БРАЖКИН. Постойте – всё скажу – аккуратно. Коли уж говорить, так говорить как надо… т. е. по порядку, чтобы не промахнуться, т. е. чтобы после оглядок не было. Не прикажете ли присесть. Я ведь уж и обедаю у вас.
ГОРСКИЙ. Очень рад, Федор Кузмич – прошу покорно. В чем же ваше дело?
БРАЖКИН. А вот позвольте – нельзя же вдруг. (Сморкается и нюхает табак).
Те же и Xватова.
XВАТОВА (входя). Здравствуйте, Федор Кузмич, мое вам нижайшее почтение!
БРАЖКИН (подходя к ее руке). Свидетельствую вам и мое нижайшее почтение! Как бог грехам терпит, матушка Матрона Карповна?
XВАТОВА. Слава богу! Слава богу.
БРАЖКИН. Ну, слава богу – лучше всего.
XВАТОВА. Здоровы ли ваши детки – Марья Федоровна и Федор Федорович?
БРАЖКИН. Слава богу-с! Федора-то Федорыча я нынче немного посек – всё балует – бумагу крадет у меня на змеи. Бумаги-то всего была десточка – давно уж лежала – ведь я редко пишу – гляжу – до половины растаскал. Ну уж – говорю – как хочешь, а надо баню задать. Что детей баловать – в страхе божием надо их воспитывать…
ГОРСКИЙ. Всё это так, Федор Кузмич, да дело-то, дело-то скорее…
БРАЖКИН. Да – дело-то?.. Признаться, я было и забыл об нем… заговорился с Матреной Карповной. Вот что: сказать правду, я больше по своему делу собирался к вам. Уж велел и долгушу свою заложить – вдруг входит Алексей Степаныч… «Куда вы, Федор Кузмич?» – К Николаю Матвеичу – говорю я ему. «Ах, – говорит, – очень рад – у меня есть к нему письмо – сам бы свез – да важное дело – по службе – разодолжите, Федор Кузмич, – доставьте». Почему же, говорю я ему, извольте – письмо не бог знает какая тягость…
ГОРСКИЙ (перебивая его). Где же письмо-то? Дайте его скорее. (Про себя). Это мне письмо!..
БРАЖКИН (подавая ему письмо). Вот оно – извольте-с – в целости.
ГОРСКИЙ. Уж эти мне письма!.. И что он тут пишет!..
ЛИЗАНЬКА. Что ж вас, дяденька, беспокоит это письмо?
ГОРСКИЙ. Ничего… однако ж… (Кладет письмо в карман).
ЛИЗАНЬКА. Что же вы его не прочтете?
ГОРСКИЙ. После прочту – еще успею…
БРАЖКИН. Нет, Николай Матвеич, Алексей Степаныч говорили, что письмо экстренное, большой т. е. важности.
ГОРСКИЙ. Ну так и есть… (Про себя). Вот и еще…
БРАЖКИН. Алексей Степаныч говорили еще, что в них, т. е. письме, есть большая радость для вас, Николай Матвеич, и для Лизаветы Петровны, и для Катерины Петровны…
ГОРСКИЙ и ЛИЗАНЬКА (в один голос). Как?.. Радость… для меня?.. для нас?..
БРАЖКИН. Да-с, именно так говорили мне Алексей Степаныч. Матрена Карповна, Николаю Матвеевичу совестно нас оставить, а секрет при всех читать не хочется… так нам бы с вами уйти. А мне с вами надо поговорить тоже по секрету…
XВАТОВА. Нет, батюшка Федор Кузмич – недосуг, я ведь хозяйничаю у Николая Матвеича… Барышни радехоньки, что свалили на меня… Пойти справиться – всё ли к столу готово… (При себя). Не до тебя, старая тетеря… надо разнюхать, что за секрет… Уж как хотят, а подслушаю ж… (выходит).
Те же, кроме Хватовой.
БРАЖКИН. Ну, так и я пойду походить… перед обедом люблю пройтись – промяться, т. е., больше для аппетиту, а после обеда всхрапнуть часика три-четыре… чтоб вечером не дремать за мушкой… Позвольте, Николай Матвеич, на минуточку в сторону… я не задержу вас… на два слова только-с… (Отводит его в сторону и говорит ему в полголоса). Ну, что-с, Николай Матвеич, что-с Лизавета Петровна?.. Т. е. одумались ли?
ГОРСКИЙ. После, после, Федор Кузмич – всё узнаете, а теперь некогда – извините…
БРАЖКИН. По крайности-с – вы дали ли им свои советы?.. Я – признаюсь – больше надеюсь на ваше благоразумие и расположение ко мне-с…
ГОРСКИЙ (с нетерпением). Как же-с – я говорил ей… она просит подождать ответом…
БРАЖКИН. Хорошо, хорошо… Благодарю вас – крайне разодолжили – после обеда поговорим об этом побольше… (Выходит).
Горский и Лизанька.
ГОРСКИЙ. Ух! Замучил, злодей! Я уж думал – и конца не будет. Надо с ним начисто развязаться, чтоб не приставал попустому…
ЛИЗАНЬКА. Что же письмо то… письмо-то прочтите скорее…
ГОРСКИЙ. Письмо?.. Да… письмо… я подозреваю… предполагаю…
ЛИЗАНЬКА. Да вот увидим… У вас руки дрожат?.. Вы изменились в лице!..
ГОРСКИЙ. Это ничего… так… Коркин, конечно, человек хороший, Лизанька… но я лучше прочту его сперва сам… а после скажу тебе – что в нем…
ЛИЗАНЬКА. Но вы меня мучите… я горю от нетерпения… Какая радость и Катеньке?..
ГОРСКИЙ. Да – в самом деле – ведь и мне тоже… прочтем… (Читает). «Милостивый государь, Николай Матвеич! Приготовьтесь к великой радости и приготовьте к ней ваших питомиц… Через уезд наш проезжает в Петербург один сибиряк… который знает… их отца»… Успокойся, Лизанька…
ЛИЗАНЬКА. Читайте! Читайте!..
ГОРСКИЙ. «знает их отца… и от которого я узнал, что слух о его смерти… был… ложный…»
ЛИЗАНЬКА. Боже мой!.. Боже мой!.. Где Катенька?.. Я умру… (Упадает на стул).
ГОРСКИЙ. Бога ради!.. укрепись… постой… я побегу… велю подать спирту…
ЛИЗАНЬКА. Ничего… это так… читайте… читайте, что дальше…
ГОРСКИЙ. «Он нарочно обратился ко мне, как к исправнику уезда, чтобы осведомиться о вас, и нарочно для вас пробудет дня три в нашем уезде. Чтобы эта новость не была слишком поразительна, он просил меня приготовить вас к ней. Нынче вечером я приеду к вам с ним»… Что, Лизанька?
ЛИЗАНЬКА. Что, дяденька?.. Вы также рады?..
ГОРСКИЙ. Я?.. да… я не могу опомниться… но сначала я как будто испугался… однако ж письмо-то еще не всё – есть приписка…
ЛИЗАНЬКА. Ах, поскорее… прочтите…
ГОРСКИЙ. «Он всё вам расскажет сам, но я не могу утерпеть, чтобы не поспешить уведомить вас, что их отец и сам скоро… будет сюда… он оправдан… (Слова: он оправдан – в Р зачеркнуты красным карандашом.)
ЛИЗАНЬКА. Ах! (Упадает в обморок).
ГОРСКИЙ. Она без памяти! Никого нет… все разбежались… <Боже мой! он мой благодетель – друг – их отец – и известие о его возвращении только что испугало меня, как удар молотка, который заколачивают гроб.> (Текст, поставленный в квадратные скобки, в Р зачеркнут простым карандашом – повидимому, для спектакля.) Лизанька! Лизанька!!.. Надо позвать кого-нибудь… о, боже мой! Тяжела ты, жизнь… (Занавес опускается).
Конец 4-го действия.
53
Текста: Но нет ~ в свою комнату) – в Р нет.
Действие пятое
Явление I
Иван и Хватова.
ХВАТОВА. Ну, что, голубчик Иван, не разузнал ли чего – насчет – знаешь… {55}
ИВАН. Да, кажется, дело-то ладно, матушка Матрена Карповна…
ХВАТОВА. А что, что?..
ИВАН. Машутка говорит, что, вишь, вошла невзначай в ее спальню, а она, матушка моя, не заприметила ее, да и говорит, то есть, про себя: «Выйду так выйду – он-де не стар»…
54
В рукописи пятое действие начинается так:
Иван и Хватова.
ИВАН. Вишь ты, матушка Матрена Карповна, – его простили, то есть дознались, что невиноват, что его сгубили его злодеи… А барин-то какой, чтоб им – собакам – ни дна, ни покрышки на том свете… (Этот текст, начиная со слов его простили, густо зачеркнут красным карандашом (цензорским), а затем чернилами, и на полях, против зачеркнутого, написано красным карандашом, а по нему чернилами: он жив, он не умер. Зачеркнутый цензором текст воспроизведен на полях простым карандашом, кроме слов: его простили.)
XВАТОВА. Да как же это – я не понимаю.
ИВАН. Да вишь ты, матушка Матрена Карповна, он только, то есть, назвался знакомым Петра Андреича, чтоб, говорит он, вдруг не испугать барышнев-то. Вот вчера и сидят они в кабинете у Николая Матвеича, а я стою за дверьми – мне слышно и видно. Вот Лизавета Петровна смотрела-смотрела на него да как вдруг изволит к нему броситься на шею – да и без памяти… Барин закричал: спирту, холодной волы! Насилу опамятовалась. Тогда уж он и сказался. А то ведь ништо так исхудал да постарел, что уж на что мы с барином – и то не признали… а дочернее-то сердце угадало. Знать правду говорится, что сердце сердцу весть дает… А Катерина-то Петровна словно помешалась – и плачет и смеется – и не знает, что и делать. Барин, глядя на них, тоже в слезы, а я уж, глядя на него, заревел – право слово, матушка Матрена Карповна… Вчера разошлись по постелям в третьем часу, а нынче ни свет, ни заря повскакали – право слово-с. И теперь всё не наговорятся.
55
Вместо: Ну что, голубчик, ~ знаешь… в Р: Всё это так, что и говорить. Ну а об дельце-то, Иван, ты не разузнал ли чего насчет знаешь?..
ХВАТОВА. Да о ком же это?
ИВАН. А бог ее знает – должно быть, о Платоне Васильиче…
ХВАТОВА. Да как же это? О Платошеньке нечего и говорить – ему всего двадцать восемь лет. {56}
ИВАН. Да, человек молодой – и всем взял – поведенция молодецкая, военная… А другое слово – уж не о Федоре ли Кузмиче? Да он уже и старенек – и вдовец – и дети есть…
ХВАТОВА. Ну, дай бог, дай бог! Мне, конечно, хотелось – да если божьей воли нет – так дай бог другим счастья. Я ведь не о себе хлопотала, я больше всё для их же счастия…
56
В Р: двадцать шесть лет.
ИВАН. Вестимо, матушка Матрена Карповна, что и говорить.
ХВАТОВА. Стало быть, Катерина-то Петровна уж наверное выйдет за Владимира Дмитрича?..
ИВАН. Ну – бог весть. У них что-то неладно – он и уехать сбирается.
ХВАТОВА. По какой же причине?
ИВАН. Да хорошенько не знаю, а надо думать, что с ней-то, то есть, с барышнею-то, у него неладно… (Уходит).
Явление II
ХВАТОВА (одна).
От этого дурака толку большого не добьешься… Промахнулась я… Трудно поверить, чтоб она вышла за Бражкина; да и то сказать – триста душ да тысяч двадцать чистоганом денег. Дура была бы, коли б не пошла… Теперь один надежда – на ту… Ох, дети! дети!.. Дороги вы материнскому сердцу!.. Да где их чорт таскает!.. А! вон дура-то идет.