Пятнадцать дней в Африке
Шрифт:
Вытаскивая из риса камешки, семена растений, Клим продолжал рассказывать:
– Если рис разварится, то получается рисовая каша с мясом, а не плов. Хотя некоторые любители плова предпочитают именно кашу, а не классический, с твердым рисом плов.
Тем временем мальчишка притащил котел с водой.
– Сначала нужно промыть рис в двух водах, а потом обдать его кипятком, – пояснял Клим свои действия.
Засыпав рис в котел, Клим повернулся к своим слушателям и произнес:
– Сейчас начнется самое сложное – варка риса.
Дождавшись, пока выкипит
– Скоро будет готово твое экзотическое блюдо? – спросил Ван Вейс, шумно втягивая носом воздух.
– Минут десять, – пообещал Клим, раскладывая на расстеленном брезенте вымытые пальмовые листья.
Незаметно подошел Гатум со своим дядей и, прислонившись к стойке навеса, иронически наблюдал за действиями Клима.
– Прошу всех садиться за стол, – пригласил Клим, делая широкий жест.
Никто не стал отказываться.
Переглянувшись с Ван Вейсом, Гатум достал из машины длинную черную бутылку и стопку прозрачных пластиковых стаканов.
Видя, как заблестели глаза присутствующих, Клим не стал возражать, рассудив, что от одного стакана спиртного ничего не будет взрослым мужчинам.
Сняв котел с огня, Клим перемешал содержимое и шумовкой стал накладывать плов на пальмовые листья.
На одного человека ложки не хватило.
Клим, отдавая свою ложку мальчишке, заметил:
– Я могу есть и руками, как мусульмане едят.
Выпив по первой дозе, которая была чуть больше двадцати граммов, все принялись есть плов, хваля повара.
– Тебя, командир, можно брать в любой поход, – сообщил дядя Гатума, отправляя в рот ложку за ложкой.
– Я слышал, что русские могут выпить целый стакан виски за один раз, – сказал Таббс, с вожделением глядя на бутылку.
– В этом нет ничего сложного, – махнул рукой Родс, обгладывая косточку.
– Это только русские умеют! – настаивал Таббс, которого на жаре от пятидесяти граммов крепкого пальмового самогона немного развезло.
– Держу пари, что никто из присутствующих не сможет этого сделать! – заикнувшись, заявил Таббс.
– Отвечаю на сто фунтов! – быстро сказал Родс, вытаскивая из кармана деньги.
– Я тоже в доле! – поддержал Ван Вейс, протягивая руку к бутылке.
Клим искоса посмотрел на спорящих, но ничего не сказал.
Ван Вейс налил стограммовый стаканчик до краев, резко выдохнул и одним глотком осушил его.
Совершенно по-русски южноафриканец поднес тыльную сторону ладони к носу и резко вдохнул.
– Если бы я не знал твою семью, Ван Вейс, то голову мог заложить, что ты русский шпион! – сообщил Родс, наливая стаканчик до краев.
Резко выдохнув, Родс тренированно осушил стакан и снова выдохнул.
Клим заметил, что после слов Родса лицо Ван Вейса пошло красными пятнами.
– Сам ты где научился так пить? – ехидно спросил южноафриканец, вперив в Родса тяжелый взгляд, не предвещавший ничего хорошего.
– Я в Советском Союзе пять лет в университете Патриса Лумумбы учился, – объяснил Родс.
– И на кого ты выучился? – спросил Таббс, восхищенно смотря на своего товарища.
– Хотел стать агрономом, но не получилось! – махнул рукой Родс, протягивая руку к бутылке.
– Брек! Мы не на гулянке, а на задании! – остановил Клим.
– Лейтенант! Расскажи, где ты так научился пить? – попросил Гатум, стараясь увести разговор от ссоры.
Клим кинул взгляд на Ван Вейса.
– Я не только пить умею, но и говорить по-русски! – объявил Ван Вейс и начал рассказывать:
– После двадцатого года, когда в России прошла революция, много людей эмигрировало в Южно-Африканскую Республику. Моя мать русская, и поэтому я довольно прилично говорю по-русски. Отец, капитан третьего ранга, служил на Черноморском флоте и сумел вывезти из России не только всю семью, но и часть денег. В ЮАР купил в буше плантацию и начал разводить коз и сажать хлопок. Все было хорошо до недавнего времени, пока страны не стали делиться. Плантацию сожгли, коз угнали, а семью убили. Поэтому пришлось идти в Зауровскую армию. Мать вышла замуж за голландца, вот откуда у меня и получилось имя Ван Вейс, – пояснил южноафриканец и хриплым голосом затянул «Шумел камыш».
Родс с ходу начал подпевать.
День седьмой, четыре часа
Едва рассвело, лендровер двинулся в путь. Проехав два часа, спустились в глубокий каньон, заросший лиственным лесом.
– Так мы не видны с воздуха, – пояснил Гатум, осторожно ведя грузовик.
Через десяток миль начали взбираться наверх, держа направление на границу с Мозамбиком.
– Странную ты выбрал дорогу, – заметил Клим, сверяясь по карте.
– Нам предстоит проехать еще миль семьдесят до того места, где можно спустить вашу лодку на воду, – ответил Гатум.
– Учитывая нашу скорость, это три, три с половиной часа, если ничего не случится, – вслух рассуждал Клим, пристально смотря по сторонам.
Дорога вывела на плато с бурой однообразной растительностью по обеим сторонам дороги.
Колея вела строго на север. Справа и слева до самого горизонта потянулись хлопковые поля с ветвистыми кустами хлопчатника.
За ними поля сахарного тростника, такие же заброшенные, как и хлопчатник.
Вдали показались горы Иньянга, фермерские поля кончились, ветер сделался жарче, а по дороге заклубились пыльные смерчи. Справа появилось широкое ущелье, поросшее на обоих склонах густым лесом. По нему уходила железная и автомобильная дорога в Мозамбик. Ни одного поезда или автомобиля не было видно.
– Сейчас мы пересечем железную дорогу и уйдем вправо, – объявил Гатум, включая передний привод.
Лендровер взобрался на откос железной дороги, перевалил через рельсы и неторопливо спустился вниз. Проехав по равнине мили три, лендровер снова выехал на грунтовую дорогу и покатил параллельно хребту. Дорога снова начала понижаться, и Клим приказал остановиться.
Устроившись в тени огромного камня, Ван Вейс предложил:
– Пусть Таббс и Родс идут поверху, а мы осторожно поедем ущельем.