Пятнадцать суток за сундук мертвеца
Шрифт:
К моменту окончания рассказа Ефим допил водку и теперь сидел, беспокойно ерзая на табурете и буравя нас с Клавкой многозначительным взглядом.
— Девчонки, так что насчет картины? — заискивающе улыбнулся он. — Знаете, я готов вам ее подарить... Рублей за триста...
Я поняла, что мужику требуется «догнаться», поэтому достала из кармана две сотни и положила их перед Ефимом.
— Извините, — смущенно улыбнулась я. — Это все, что у нас есть.
Художник напрягся, а потом махнул рукой:
— Эх, ладно! Для вас ничего не жалко!
Фима подскочил и скрылся в комнате. Через полминуты он снова возник перед нами с картиной в руках, укутанной в темное покрывало, и радостно защебетал:
— Я провожу вас, барышни. Уже поздно, не дай бог, кто позарится...
Я с трудом представляла себе, кто может позариться, как сказал Фима, на двух девиц бомжеватого вида с какой-то непонятной штуковиной в руках. Подозреваю, что художник навострил лыжи в ближайший ларек за очередной дозой сорокаградусного тонизирующего напитка.
Уже в коридоре, натягивая на себя старую куртку с протертыми локтями, Ефим захихикал:
— А Колька-то до сей поры кладами пиратскими бредит! Как-то раз он вернулся с работы и сразу в душ. А я, не будь дурак, заглянул к нему в комнату. Колька-то ее не запер по оплошности. Должен же я знать, чем мой сын дышит! — патетически воскликнул Фима, а мы с Клавкой торопливо закивали: мол, понимаем ваше родительское чувство и даже где-то его разделяем. — Ой, девоньки! На столе старинная карта лежит, на ней что-то написано и красный крест нарисован. Место, стало быть, где клад зарыт! А рядом — лист бумаги. Я пробежал его глазами. Ну, смех! Испанские сокровища, португальские... Что ж поделаешь, коли господь его не целовал!
Хозяин оделся и теперь нетерпеливо топтался возле двери. У подъезда Ефим торопливо с нами простился, забыв об обещании проводить нас, и ходко затрусил к палатке, огни которой призывно мигали неподалеку.
Теми же путями, какими добирались сюда, стараясь держаться в тени, мы с Клавкой поспешили восвояси. Всю дорогу я пыталась убедить Клюквину выбросить шедевр Ефима.
— Зачем он нам нужен? — зудела я в ухо сестре. — У меня эта «Демократия» вызывает только тошноту. И куда, скажи на милость, ты ее приткнешь? Выброси, а? Христом богом прошу!
— Ты ничего в искусстве не понимаешь, Афанасия, — пыхтела Клавка. — Все великие живописцы при жизни не были признаны. Скитались, нищенствовали, терпели насмешки. Вспомни, к примеру, Ван Гога...
— Это который себе ухо отрезал?
— Ага. Так вот. Голодал он, страдалец. Да и с головой у него не все в порядке было. Вот и пытался картинами на пропитание заработать. А теперь его картины миллионы долларов стоят!
— Мы столько не проживем, — успокоила я сестру. — Пока эту «Демократию» захотят купить за миллионы, если, конечно, захотят, наши внуки ее на помойку выбросят!
— Я им выброшу! — пригрозила потомкам Клавдия и замерла. — Ой, мама!
По инерции я сделала еще пару шагов, тюкнулась в спину Клавки и тоже остановилась. Возле подъезда нервно курил... Сашка.
— Приперся! Нельзя холостых мужиков домашними обедами кормить — привыкают мгновенно! — проворчала сестрица, раздражаясь. — Никак соскучился по тебе, Афоня. Иди, встречай женишка. Да ты, я смотрю, не рада совсем?
Сашка нас заметил и, вышвырнув окурок, приблизился.
— Где вас носит? — с ходу набросился он. — Я же предупреждал — из дома выходить только в случае крайней нужды!
— Так ведь мы по нужде и выходили, начальник! — ехидно прищурилась Клюквина. — Мусор выбрасывали, а заодно вот и картину приобрели. Интерьер украшаем...
Сашка нахмурился и не менее ехидно поинтересовался:
— Неужто? А мусорный контейнер случайно находится в другом районе. Я, между прочим, здесь уже два часа торчу!
— Ладно, пошли домой! — вздохнула я, сообразив, что от Сашки уже не избавиться. — Я устала и есть хочу.
Александр Михайлович как-то сдавленно хрюкнул, взял у нас из рук картину и возглавил наш небольшой отряд. Я шла, опустив голову, следом за Клюквиной. В этот момент мои мысли крутились вокруг визита к Ефиму. Совсем некстати вспомнился Колька. Надо же, этот сильный, симпатичный парень увлекался пиратскими кладами! Мама когда-то говорила, что мужчины — это большие дети и подход к ним нужен соответствующий. Теперь я, кажется, понимаю, что она имела в виду! Серьезные размышления были грубо прерваны внезапно остановившейся спиной Клавдии. Я уткнулась носом в ее лопатки и возмущенно воскликнула:
— Клюква, ты что, обалдела?!
Сестра как-то странно молчала, что само по себе не входит в ее привычки, поэтому я выглянула из-за ее спины и оторопела: двери не было! Вернее, она была, но как-то очень отдельно от квартиры, на полу. На ней сидел добрый молодец в камуфляжном костюме и черной шапочке, натянутой на лицо, с прорезями для глаз и для носа. Молодец нежно обнимал автомат, лузгал фисташки и запивал их пивом.
— Александр Михайлович! — поднялся парень. — Наконец-то! Говорили, полчаса, а сами...
— Свободен! — быстро сказал Сашка.
Юноша обрадованно скатился вниз по лестнице.
— Это что? — внезапно севшим голосом, не предвещавшим ничего хорошего, спросила Клюквина, указывая на дверной проем.
У меня дар речи временно пропал, поэтому пришлось молча уставиться на Сашку, требуя немедленного ответа. Он потер переносицу и пояснил:
— Так ведь это... Я звонил — вас не было. Я подумал, что-то случилось. Позвал ребят... Приехали, позвонили, постучали — никто не открывает. Ну, вот мы и...
— Сильно, видно, стучались, — заметила Клавка. — И что нам с этим делать? Сторожа-то с автоматом ты отпустил!
— У меня там ценная черепаха! — опомнилась я и ринулась в квартиру.
— Афоня, я все починю! — как-то отчаянно крикнул мне вслед Сашка. — Ты, главное, не волнуйся!
Прелюдия мне не понравилась, поэтому я прибавила ходу. Первым делом я навестила кухню и мою Тырочку. Черепашка лежала в водорослях и, казалось, окружающей действительностью не интересовалась. Меня же действительность пугала, очень хотелось, чтобы все было сном: стол, табуретки перевернуты, осколки хрустят под ногами, наши с Клавдией любимые занавески лежат на полу вместе с карнизом. Создавалось ощущение, что здесь слегка порезвилось небольшое стадо больших слоников. Из глубины квартиры раздался почти предсмертный крик Клавдии. Можно предположить, что слоники неплохо порезвились и там.