Пятое Правило Волшебника, или Дух Огня
Шрифт:
Бертран наслаждался, оказавшись в центре всего, раздавая приказы, обличая зло, встречаясь с разными группами озабоченных граждан и успокаивая народ. Вся эта история скорее всего довольно быстро заглохнет, народ займется другими делами, и об убийстве забудут.
Хильдемара была счастлива. А Далтона только это и интересовало.
Роули все еще ждал, просунув голову в дверь.
– Скажи Ингеру, чтобы шел со своими заботами к мастеру Драммонду, – бросил Далтон, берясь за следующий документ. – Драммонд – шеф-повар, подготовка пира – его обязанность. Я
– Слушаюсь, господин.
Дверь закрылась, и снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь тихим шелестом весеннего дождя. Такой дождик полезен для пшеницы. А хороший урожай утихомирит ворчания по поводу новых налогов. Откинувшись на стуле, Далтон вернулся к чтению бумаг.
Похоже, отправитель этого сообщения видел целителей, направлявшихся в резиденцию Суверена. С самими целителями ему переговорить не удалось, но целители провели в резиденции всю ночь.
Возможно, в их помощи нуждался кто-то другой, не обязательно Суверен. В резиденции Суверена живет очень много людей, почти столько же, сколько в поместье министра культуры, с той разницей, что все они обслуживают только Суверена. Вся деловая жизнь, даже та немногая, что велась Сувереном, кипела в отдельном здании. Там же Суверен давал аудиенции.
В поместье министра тоже случалось, что целители проводили одну-две ночи с больным, но это вовсе не означало, что болен сам министр. Самую большую опасность для министра мог представлять какой-нибудь ревнивый муж, что маловероятно. Мужья, как правило, наоборот, стремились подсунуть своих жен кому-нибудь из высокопоставленных чиновников, чтобы добиться для себя привилегий и поблажек. Отстаивать же свои права было неполезно для здоровья.
Как только Бертран станет Сувереном, проблема чьих-то оскорбленных чувств отпадет сама собой. Для женщин – большая честь удостоиться внимания Суверена. Это означало прикоснуться к святости. Считалось, что совокупления с Сувереном благословляет сам Создатель.
Любой муж охотно сам затолкает жену в постель Суверена, если она не возражает. Престижность была, так сказать, побочным эффектом приобретаемой святости. И муж был главным, кто пожинал все плоды. Ежели благочестивая дама, удостоившаяся интереса Суверена, была совсем юной, то благословение снисходило и на ее родителей.
Далтон вернулся к предыдущему сообщению и перечитал его. В последние дни никто не видел жену Суверена. Она не нанесла запланированный официальный визит в детский дом. Возможно, это она заболела.
Или сидит у постели мужа.
Ждать смерти старого Суверена – все равно что ходить по канату. Покрываешься потом, и учащается пульс. Перспектива была радужной, главным образом потому, что смерть Суверена – чуть ли не единственное событие, на которое Далтон не мог повлиять. Суверена слишком хорошо охраняли, чтобы рискнуть помочь ему перейти в мир иной. Особенно когда старик и так уже одной ногой в могиле.
Оставалось только ждать. А пока суд да дело – очень осторожно направлять все в нужное русло. Они должны быть
Далтон перешел к следующему документу, но не обнаружил ничего интересного. Какой-то мужчина жаловался на женщину, обвиняя в том, что она якобы наложила на него заклятие, поразившее его подагрой. Этот человек пытался записаться на прием к Хильдемаре Шанбор, поскольку она была известна чистотой нрава и добрыми деяниями, чтобы заняться с ней сексом на предмет снятия заклятия.
Далтон издал короткий смешок, представив себе совокупляющуюся парочку. У мужика, помимо отвратительного вкуса по части женщин, к тому же еще явно не все дома. Далтон записал имя жалобщика, чтобы потом передать охране, вздохнув, что приходится тратить время на такую вот чушь.
Снова раздался стук в дверь.
– Да?
Опять возникла голова Роули.
– Мастер Кэмпбелл, я передал этому мяснику, Ингеру, что вы велели. А он говорит, что пришел не по делам кухни. – Роули понизил голос до шепота. – Говорит, что в поместье случились какие-то неприятности, и хочет поговорить об этом с вами, а если вы его не примете, то он пойдет в Комитет к Директорам.
Выдвинув ящик, Далтон убрал туда сообщения, оставшиеся на столе бумаги перевернул лицом вниз и встал.
– Впусти его.
Ингер, мускулистый андерец, лет на десять старше Далтона, вошел, приветственно кивнув.
– Спасибо, что приняли меня, мастер Кэмпбелл.
– Не за что. Пожалуйста, проходите.
Ингер вытер руки и снова поклонился. Он оказался неожиданно опрятно одет, чего Далтон от мясника не ожидал. Он больше походил на торговца. Далтон сообразил, что, раз этот человек способен обеспечивать мясом поместье, он владеет большим предприятием, и значит, скорее действительно торговец.
– Пожалуйста, присаживайтесь, мастер Ингер, – жестом пригласил Далтон.
Глаза Ингера обежали кабинет, ничего не оставляя без внимания. Мелкий лавочник, поправил себя Далтон.
– Спасибо, мастер Кэмпбелл. – Здоровенный мясник взялся лапищей за спинку стула и придвинул его ближе к столу. – Достаточно – просто Ингер. Привык, знаете ли. – Его губы изогнулись в улыбке. – Только мой старый учитель звал меня мастер Ингер, да и то перед тем, как дать мне палкой по рукам. Как правило, за то, что я не готовил уроки по чтению. Вот за цифры меня никогда не лупили. Считать я любил. Полезная штука, как выяснилось. Умение хорошо считать помогает мне в делах.
– Да, могу себе представить, – согласился Далтон.
Ингер, кинув взгляд на боевые стяги и копья, продолжил.
– Теперь-то у меня дело широко поставлено. Поместье министра – мой лучший покупатель. Уметь считать необходимо, чтобы вести дела. Пришлось выучиться. У меня работает много хорошего народа. И всех заставляю учиться считать, чтобы не ошибались при поставках.
– В поместье весьма довольны вашей работой, заверяю вас. Пиры не были бы столь великолепными без вашей неоценимой помощи. Вы имеете полное право гордиться, поставляя столь отборное мясо и птицу.