Пятый обруч. Книга первая: Кехо
Шрифт:
И только тогда подоспел последний телохранитель Гелт Вирха, забавный малый, с приплюснутыми ушами и такими толстыми губами, точно их покусали пчелы. Эта схватка была самой быстрой из всех. Меч против меча, воин против воина.
Именно теперь Юти столкнулась с самым простым приемом сиел — преобразованием чистой силы в разрушительную энергию. О подобном ей рассказывал еще Ерикан, поэтому мощный удар на расстоянии не стал для девочки чем-то неожиданным. Но вместе с тем не смог остановить ее.
Она промчалась по коридору, изгибаясь, как разозленная ядовитая змея. Девочка
Глаза молодого хускарла наполнились слезами. Юти даже подумала, что сейчас тот будет умолять о пощаде. Однако северный воин раскрыл рот и почти беззвучно прошептал: «Дом», а после упал бесчувственный к ногам девочки.
Юти зарычала, не в силах скрыть накатывающую злость. Второй раз она совершила месть. И второй раз не почувствовала ничего, кроме еще большей ненависти. Смерть не насыщала ее. Кто знает, что могло стать тому причиной: слишком быстрая и невразумительная гибель Гелт Вирха, ранение и уязвленное самолюбие Одаренной или вот это последнее слово хускарла? Инрад их раздери, что это вообще значит? Неужели сама богиня говорила с ней через молодого северянина? Намекала, что месть никогда не вернет ее домой?
— Уууу!!! — выла Юти, и слезы градом катились по ее щекам.
Быстрым шагом она вернулась в комнату к Гелт Вирху, опрокидывая расставленные без всякого порядка сначала свечи, а потом все, что могло стать хорошей пищей огню — письма, книги, постель. И лишь заметив, как занимается пламя, Юти поспешила обратно. Вкусив крови, но не ощутившая возмездия.
Глава 24
Огонь плясал, пробирался по балкам и перекрытиям, роняя обгоревшее дерево. Падая, искры разлетались подобно звездному полотну, которое рухнуло с небосвода. Юти подумала, что есть всего лишь две по-настоящему завораживающие вещи в этом мире: созидание чего-то прекрасного и его же разрушение.
Донжон Теола простоял неизменным не одну сотню лет. Неприступный, непокоренный. И теперь умирал из-за воли одной маленькой девочки.
Юти забилась в самый темный угол, справа от входа. Застыла, точно жизнь вовсе покинула ее. Двигались лишь ее глаза, цепко бегающие по растерянным стражникам, бестолково снующим по лестницам. Они еще не понимали, что донжон уже не спасти, не потушить и не сохранить. А Одаренная тем временем ждала, пока все новые и новые солдаты оставляли свои посты, пробираясь сюда. Как муравьи в разворошенный муравейник.
И когда рухнула самая большая балка, обвалив третий этаж, когда стражники разразились криками и проклятиями, проворной тенью она выскользнула наружу. Девочка быстро огляделась, удовлетворенно рассматривая пустые, будто скорбящие в своем одиночестве башни, и легкой поступью устремилась к подземелью. Подле которого ее ждал пухлый кондитер, в одно мгновение вновь превратившийся в Ерикана.
— Долго, — только и сказал учитель, не выказав, впрочем, ни малейшего недовольства.
Юти ничего не ответила. Наставник сам приучил ее: если тебе нечего сказать, то худшее, что ты можешь сделать — начать оправдываться.
Темница встретила их холодом и сыростью, точно они спустились в глубокий погреб. Трещали и коптили на стенах редкие факелы, почти не давая света, шуршала под ногами каменная пыль. Нос свербило от запаха клопов и долго немытых тел. У Юти на мгновение закружилась голова.
Темный и узкий коридор, Юти даже удивилась, снаружи стены выглядели заметно шире, расходился в две стороны. Девочка слышала в отдалении негромкие голоса и звон цепей. И у нее родилось ощущение, что Одаренная попала в царство мертвых, которым так пугали старые боги. Казалось, здесь не было жизни, да и она не могла быть. Существовали лишь блеклые тени, отдаленно похожие на людей. Девочка подобралась к Ерикану так близко, что норовила вот-вот наступить учителю на пятки. Но наставник был единственным реальным человеком в этом мире сумрака. И двигался он на пляшущий вдалеке огонек.
Каждый собственный шаг рождал внутри Юти неведомый первобытный страх. Коридор разошелся в стороны, только вместо стен теперь его ограждали толстые железные прутья решеток. Ужасными щупальцами хтонических чудовищ на них появлялись пальцы, как только обитатели тюрьмы слышали нетвердые шаги девочки. Ерикан двигался бесшумно, словно и вовсе плыл по воздуху.
Юти не видела лиц и блеска глаз пленников. Только их руки — заскорузлые, грязные, неживые. Они существовали будто сами по себе. Сотни рук, запертые в одной из самых древних крепостей.
— Гор… Горс, что там за шум? — услышала она молодой звонкий голос, когда они подошли к свету ближе. Обладатель его волновался, оттого сначала дал петуха. — Горс?!
Юти выглянула из-за плеча Ерикана и увидела двух стражников. Одному, крепышу с крохотным шрамом возле уголка правой губы и обритой головой, отчего его лопоухие уши выглядели еще больше, чуть за тридцать. Второму, долговязому доходяге с редкой бородкой, которая росла беспорядочными пучками, и того меньше.
— Горс, — пробормотал лопоухий, уже понимая, что перед ним не товарищ и потянулся за оставленным на столе мечом. Там же лежала нехитрая снедь, мятый жестяной кувшин, три кружки, шлемы тюремщиков и масляный фонарь.
Ерикан двигался так же стремительно, как куница увидевшая зазевавшегося суслика. Юти не успела понять, как учитель оказался возле лопоухого и одним хлестким ударом опрокинул стражника в доспехах. Звон железа будто разбудил это царство мертвых. Юти вздрогнула от сонма едва слышных голосов, шепот словно коснулся ее кожи, заставляя волоски на ней подняться дыбом.
Долговязый лишь успел встать, когда Ерикан надавил на его лоб двумя перстами, вновь усадив на колченогий табурет на массивных ножках. Сейчас учитель напоминал девочке посланника одного из старых богов, который благословлял свою паству. Только вместо пространственного напутствия наставник произнес вполне конкретные слова.