Пятый постулат
Шрифт:
— Помрёт, — предрекла та же тетка, посмотрев на Веся сверху вниз. Столпившийся народ мало-помалу расходился, смотреть больше было не на что: дом быстро догорел, остатки залили водой. Головешки и утром раскидать можно будет, поискать что ценное. Девиц разобрали по домам сердобольные мужчины, а прочие и вовсе отправились на боковую, только соседи бдительно следили, чтобы случайно пропущенная искра к ним не отлетела. — Не жилец он! Точно тебе говорю, девка, не жилец!
— Не каркайте вы! — обозлилась Маша, вытирая косынкой лицо. Ох, хороша она, должно быть, в размазавшейся
— А я говорю, умрет! — стояла на своем тетка. — Я на своем веку знаешь сколько покойников повидала? Вот зуб даю, к утру точно помрет!
Маша гневно засопела: выругать пожилого человека ей не позволяло истинно общевистское воспитание, уважение к возрасту женщины, но, с другой стороны, хотелось как-то опровергнуть этот пессимистичный прогноз! Ведь Весь дышал, слабо, правда, но отчетливо, и вообще…
— Маша! — раздался гулкий бас, и девушке показалось, будто земля содрогнулась под тяжелым топотом кузнеца Яныка. — Вот ты где есть! Живая!
— Живая, — кивнула та.
— Ты убежала, я за тобой — мало ли что, дело-то к вечеру! А мне люди говорят: рыжая девка на пожар побегла… — тяжело отдуваясь объяснил кузнец и присел рядом. — Да в огонь и кинулась! Такого наплели, я, поди, поседел! Оно бы ладно, под сажей не видать, а ты-то как же? Где так учумазилась?..
И он осторожно провел пальцем по Машиной щеке.
— Вот… — не удержавшись, девушка всхлипнула. С ней давно никто не обращался так… по-человечески душевно и с добротой!
— Это попутчик твой? — враз догадался Янык, и Маша в очередной раз подумала, что он далеко не такой увалень и рохля, каким может показаться. — Обгорел?
— Ему на голову что-то свалилось, — сказала Маша. — Так и лежит без памяти, водой пыталась отлить, не вышло… Ожоги вроде пустяковые, а голова… И тетка та сказала, что он умрёт…
— Это которая? Толстая такая, в цветастой юбке? — нахмурился Янык. — Да это Магрыся, гадалка местная. Ты ее не слушай, она в жизни ничего правильно не предсказала, так у нас и говорят, если кто глупость сделает, других не слушая, — "ну точно, к гадалке сходил"! Так что не волнуйся…
— Как быть-то? — Маша вспомнила о всех своих проблемах разом и, как ни старалась быть сильной и храброй, расстроилась. — Денег нет ни полстолько, за постой заплатить нечем, а кто меня пустит с раненым? Лекаря еще надо найти, а я даже не знаю, где тут на ночь глядя кого искать!
— Ты погоди, не шебурши, — остановил ее кузнец. — До утра ничего с ним не сделается. Я, бывало, в кузнице и не так пришпаривался, а и следа не осталось! А что до ночлега… — Он почесал в затылке, что-то прикидывая. — Коли не побрезгуешь, заночуйте-ка у меня! Места на всех хватит… Живу, правда, по-холостяцки, уж не обессудь, но перекусить что найду…
— Правда? — спросила Маша, не смея поверить в такую удачу. — Ой, спасибо вам, Янык!.. Тебе, то есть… Только, говорю, заплатить у меня…
— Что я, торгован какой, с погорелых деньги брать? — нахмурился тот. — Ну-ко, пошли!
Он поднял замотанного в одеяло Веся так легко, будто тот был парнишкой десяти лет и
— Прямо ко мне пойдем, а кобыла пока пускай у кузни остается, — сказал он. — У меня-то и конюшни нет, а там Дичко за нею присмотрит, он там ночует…
— Ой! — спохватилась Маша. — У нас же еще один конь!
— Коней вроде вывести успели, — прищурился кузнец. — А вот не прибрал бы его кто… Какой он из себя был?
— Не очень большой, гнедой, с белой звездочкой, — перечислила Маша приметы. — И на передних ногах белые чулочки. И норовом очень злой…
— Пойду поищу. Держи пока, — он сунул так и сидящей на земле Маше бесчувственного Веся, словно куклу, и ушел.
Маша осторожно покосилась на изгвазданное лицо Веся. Еще было достаточно светло, чтобы разглядеть — бледен он до зелени (правда, непонятно, от удара по голове или от пьянства), исцарапан, в общем, выглядит так, что краше в гроб кладут. Девушке даже жаль его стало на мгновение, но она быстро отогнала это неуместное чувство: сам во всем виноват! Ночевали бы, как нормальные люди, на постоялом дворе, ничего бы не случилось! И ей бы рисковать не пришлось… Но, с другой стороны, тогда она не познакомилась бы с Яныком!
— Этот? — пробасил кузнец у нее над головой.
Маша вскинула взгляд и увидела Разбоя, злющего больше обычного: разволновавшийся конь аж пританцовывал на месте и норовил укусить незнакомого человека. Правда, почуяв хозяина, приутих и даже потянулся мордой к Весю, обнюхать.
— Сбруя, поди, в конюшне осталась, там и сгорела, — с сожалением сказал Янык. — Ну да все равно он бы нас троих не свёз, мелковат… Так что, Маша, ты коня веди, а я твоего попутчика возьму. Конька потом в кузню сведу, как вас устрою.
— Спасибо, — снова повторила Маша с искренней благодарностью.
Шли молча, но вскоре Маша почувствовала себя неловко в тишине и спросила, так, разговор поддержать:
— Янык, скажи, а ты не знаешь, кто это такие: один чернобородый, со шрамом, кнут у него еще, звать Вазеком, и при нем пятеро здоровенных парней?..
— Как не знать, — спокойно ответил тот. — Это, считай, такой человек, который всем нашим городом правит.
— Городской голова? — догадалась Маша.
— Да нет же! — помотал головой Янык. — Тот тоже правит, только по закону. А эти дань с ремесленников берут, с артистов вот на ярмарке, устанавливают, выше какой цены брать нипочем нельзя, и ниже тоже, кому чем торговать можно… Кто ослушается, враз шкуру спустят!
— А-а… — протянула Маша. Значит, она не ошиблась: Раххан-Хо рассказывал, что бывают такие люди, она не очень-то поверила, но историю запомнила.
— А ты чего спрашиваешь-то? — поинтересовался кузнец.
— А такой вот, огромный, но не толстый, и тот чернобородый разом от него удрал? — вопросом на вопрос ответила Маша.
— Про этого лучше не спрашивай, — помрачнел Янык и понизил голос. — Это из людей Властелина, которые за порядком приглядывают. Говорят, многие сами из таких, как Вазек, все их повадки и обычаи знают, так что… не дают особенно расходиться-то… Но болтать об этом не след!