Пятый уровень.The fifth level
Шрифт:
Парк что-то прошептал ему на ухо, как врачу, а после этого. Айзек не поверил своим глазам, отдал полторы штуки баксов.
— Эй, эй! — закричал Айзек, бросаясь к нищему. — А ну отдай деньги, сволочь!
Парк преградил дорогу Айзеку.
— Оставь его. Пусть идёт к своим друзьям!
— Ты что, за полчаса умом тронулся! — закричал на него Айзек. — Отдать столько денег. этому голодранцу. Да он за двадцатку тебя всего оближет, а ты полторы тысячи отдал!
— Ты ведь на самом деле не такой, Айзек, — мягко улыбнувшись, сказал Парк.
— Такой, такой!..
— Нет, Айзек. В тебе есть милосердие. В тебе есть доброта. Но ты, как и многие остальные, скрываешь эти прекрасные чувства за маской равнодушия. Остановись, друг мой. Остановись и постарайся увидеть то, что обитает в твоем сердце! Сколько прекрасного в нём сокрыто!..
— Да плевать мне, что в нём сокрыто! — раздражённо выпалил Айзек. Через плечо Парка он видел, как торопливо уходит нищий и уносит его деньги, его, Парка, деньги. — Мне это не нужно.
— Это нужно другим людям!
Парк развернулся и пошёл от Айзека по отлично освещённой ночной улице, мимо ярких вывесок магазинов.
— Ты куда? — окликнул его Айзек.
— В церковь, — не оборачиваясь, ответил Парк.
— Совсем спятил, — пробормотал про себя Айзек и уже громко крикнул: до церкви больше двух миль. Возьми такси!
Но Парк больше ничего не ответил. Поведение друга, которое изменилось настолько за несколько часов, обеспокоило Айзека. Недолго думая, он бросился вслед за Парком. Через минуту он уже нагнал Джонни. Айзек не стал обнаруживать своего присутствия, а просто последовал за ним, держась на расстоянии десяти шагов и пристально наблюдая за всеми его действиями. Время от времени, когда Парк останавливался и начинал что-то бормотать про себя, Айзек прятался и выжидал, когда тот двинется дальше. Священник не переставал удивлять своего друга. Айзек отметил, что Джонни Парк ведет себя очень странно: он внимательно всматривался в лица прохожих, мимо которых проходил, и каждый раз повторял:
— Это человек!
Прохожих пугал такой пристальный интерес, и они старались как можно быстрее удалиться от этого странного человека. Поведение Парка всё больше беспокоило Айзека. Через час такой прогулки он стал всерьёз подумывать о том, что его друг повредился в уме.
И тому были серьёзные основания. Айзек был погружён в свои мысли и всё пытался хоть как-то объяснить себе такое поведение друга. Размышления всё время ставили его в тупик. И он, в конце концов, решил, что просто понаблюдает за другом, а уж потом решит, как следует отнестись к его новому образу.
Хождения по улицам ночного Джерси продолжались около 2 часов. К исходу второго часа Айзеком овладела непоколебимая вера в то, что его друг сошёл с ума и срочно нуждается в помощи врачей. Чего только Айзек не насмотрелся за это время!
Его друг, его близкий друг, по пути благословлял почти всех прохожих, приговаривая при этом:
— Пусть благословение Господне оберегает вас, братья и сёстры!
Но не это обескуражило Айзека. В состояние растерянности его привели два очень странных и очень похожих друг на друга эпизода. Вначале, войдя в полутёмный проулок, Парк набросился на пожилого мужчину с криком:
— Изыди, нечисть!
После этого он начал избивать этого несчастного. Он делал это столь яростно, точно хотел убить его. Хорошо ещё прохожие вмешались. Оттащили обезумевшего Парка от старика. Айзек с ужасом вспоминал, как Парк, когда его отдирали от жертвы, кричал:
— Это зло! Зло во плоти! Нужно убить его! Убить, братья и сёстры… убить, убить!
Как ни странно, эти слова помогли Парку: его приняли за сумасшедшего и не стали вызывать полицию. Старика же увели от него подальше.
Парка это явно расстроило. Айзек слышал, как он бормотал под нос странные слова:
— Несчастные, они не понимают, с чем имеют дело. Это зло. Зло. Я вижу это зло. Я вижу его. И это лишь первый уровень опасности. Первый уровень.
Прошло всего лишь несколько минут после того, как его отодрали от старика, как вдруг на освещённой улице, рядом с дверью крупного супермаркета, Джонни набросился уже на молодую, прилично одетую девушку. Парк походил на безумца. Он наносил удары с большей и большей силой. При этом выкрикивал те же слова:
— Изыди, нечисть!
И во второй раз Парку повезло. Охрана супермаркета вмешалась и не позволила ему довершить, как выражался сам Парк, праведный суд над злом.
Они также приняли его за сумасшедшего!
И после этого случая Парк что-то бормотал про первый уровень зла.
До церкви оставалось пройти не более двух кварталов. Айзек, по-прежнему следуя за своим другом, искренне… возможно впервые за свою жизнь, молил бога о том, чтобы они дошли до церкви без дальнейших происшествий. Но его надеждам не суждено было сбыться.
Вдруг Парк внезапно остановился. Он вытянул шею, словно к чему-то прислушиваясь, а затем… сорвался с места и побежал со всей быстротой, на которую только был способен. Айзек ринулся за ним следом. Что-что, а бегал он всегда быстрее Парка. Вначале Айзеку показалось, что Парк несется в церковь, но вскоре он убедился, что ошибается. Парк свернул налево, в сторону длинного ряда зданий, ровно расположенных вдоль улицы. Миновав несколько домов, Парк оказался на маленькой зелёной лужайке. Он быстро пересек ее и остановился у массивной входной двери небольшого двухэтажного дома с полуосвещёнными окнами. Парк перевёл дыхание и потянулся к ручке двери, видимо, желая постучать. Во всяком случае, так подумал подоспевший к нему Айзек. Он уже собирался воспрепятствовать другу, подозревая, что тот собирается осуществить нечто похожее на виденное им ранее, но… в это мгновение из дома раздались нечеловеческие, душераздирающие крики, способные привести в ужас любого. Айзек замер, прислушиваясь к ним. Крики продолжались несколько мгновений, а затем внезапно смолкли.
— Что за чертовщина, — пробормотал Айзек. — Надо бы посмотреть, что там происходит. Я с тобой, Джонни!
Едва Айзек произнёс эти слова, как за дверью послышался совершенно отчётливый голос:
— Я Аппокалепсис!
— Аппокалепсис? Ничего себе! — Айзек шутливо присвистнул. Прямо как этот. как его. демон, который мир.
Айзек осёкся, потому что увидел лицо Парка. Лицо, которое потрясло его до глубины души. Оно было покрыто смертельной бледностью. Глаза выражали сильный страх. Голос, которым он обратился к Айзеку, был полон неподдельного ужаса: