Пыль и пепел. Или рассказ из мира Между
Шрифт:
Я рискнул, с неуверенностью поглядывая на настенные часы. Было двадцать минут третьего. Если окажется, что звоню в аптеку, просто отключусь.
У Мелании был милый, немного в нос, голос, в настоящее время сонный и отсутствующий.
– Что случилось, телка? – с неохотой спросила она. – Бессонница? Что, часы встали?
– Простите, это Мелания?
– Кто это говорит?!
На сей раз голос у нее был резкий, перепуганный и совершенно трезвый.
– Я приятель Патриции. Она позвонила, чтобы я ей помог. Я у нее дома. Она лежит без сознания.
– То есть как: без сознания?
– То и значит, что без сознания, - пояснил я. – Лежащая крестом на полу, с раскинутыми руками и ногами, на каких-то символах, повсюду горят свечи, у нее глаза выходят из орбит, изо рта идет пена. Она, случаем, не эпилептичка?
– Вы в скорую звонили?! – крикнула Мелания.
– Нет. Поначалу я позвонил вам.
– Умоляю. И не звоните. Она не эпилептичка… То есть, да… Это как раз такой приступ, но они ей только повредят. Вы прикасались к ней?!
– Нет…
– Пожалуйста, не касайтесь ее! Никуда не переносите, и, умоляю, никуда не звоните! И не пытайтесь ее будить, потому что это ее убьет!
– Мелания, она левитирует над полом.
– Что?! Прошу, ничего не надо делать! Сейчас я приеду! Боже, я живу в Варшаве… Буду через пару часов! Все, уже еду. И прошу, ничего не надо делать!
И она отключилась.
Будет через пару часов. Почти триста километров за два часа. На вертолете или на метле?
Я присел, глядя, как девушка вздымается над покрытым символами полом, сама покрытая рисунками странных знаков, с широко разбросанными ногами, с волосами цвета воронова крыла, плавающими вокруг головы, словно пятно туши, капнутой в воду.
Два часа. Это что, мне ждать два часа?
Я вытащил свой телефон и проверил записи голосовой почты, зная, что там услышу, но, все равно, по телу прошел ледяной озноб.
"Сообщение, полученное сегодня, в часов: один, минут: двадцать семь".
– По-омо-оги… Умоляю… Это яа-а…
Пугающий хрип, доносящийся откуда-то с самого дна преисподней. Ладони стали мокрыми.
"Сообщение, полученное сегодня, в часов: два, минут: двенадцать". Только что.
– По-омо-оги… Ум-мо-лляю… Мммогильнооо… По-омо-огииии…
Могильно.
Я поднялся и спрятал телефон. Забрал телефон Патриции и отправил Мелании SMS. Мелании, мчащейся со средней скоростью в сто сорок семь километров в час:
КЛЮЧИ В ШКАФУ С ПРОТИВОПОЖАРНЫМ ШЛАНГОМ НА ЛЕСТНИЧНОЙ ПЛОЩАДКЕ
Домой я добрался в рекордное время.
В ванной сполоснул лицо холодной водой, свернул сигарету, уложил свои талисманы рядком на полу. Тесак, обрез, горсть позеленевших гильз, тщательно отбираемых на различных торгах военных памяток. Шлем, плащ.
Я сунул компакт-диск в проигрыватель и позволил звучать бубнам, варганам и бренчалкам.
Почувствовал, как ритм начинает меня затягивать, всасывать в себя.
Потом разжег миниатюрный костер в большом, чугунном воке, забросил в огонь несколько комков смолы и тут же ливанул в него спиртом. А потом взял бутылку своей настойки и начал танцевать. Я чувствовал, как мое сознание начинает опорожняться, как становится бело-синей, выглаженной ветром пустотой, словно ледяной фирн где-то над Енисеем. Стук бубна понес меня, я чувствовал его галоп.
Иду за тобой.
Уже приближаюсь.
Уже…
ГЛАВА 6
Я был ураганом, а за мной шествовал огонь. По крайней мере, именно так я чувствовал. Это хорошо. Чаще всего я переходил в мир Между совершенно спокойно, чувствуя разочарованную меланхолию. Я делал, что нужно было сделать, или вообще ничего не делал и возвращался домой. Но несколько раз я попадал в Страну Полусна взбешенным, дыша местью и жаждой убийства, и тогда под моими ногами лопались тротуарные плиты. По той стороне все зависит от того, в каком состоянии находится твой дух, а не мышцы. Марлена тоже это чувствовала, рвясь вперед, словно гусарский конь. В Могильно.
Где бы оно ни было.
Я ехал. Рассекал темноту, пепел и пыль оседали седым покровом на моем плаще, оставшемся от командира немецкого танка, и на баке мотоцикла.
Это состояние в какой-то степени можно сравнить с тем, какое у взбешенного человека, едущего на ночном автобусе. Если он уставший, придавленный стрессом или приболевший, со сех сторон к нему лезут всякие ненормальные, наседают, цепляются, тянут за рукав. "Вот ты молодой, так я тебе скажу". Или же он привлекает к себе взгляд едущей по тому же маршруту людоедки: "Ну, и какого, блядь, пялишься? Что-то тебе не нравится? Отсосать тебе?". Когда же такой в бешенстве, а в его жилах течет бензин и серная кислота, ты только можешь помечтать о зацепках. Пьяницы вежливо глядят в окно, людоедка чего-то там бурчит себе под нос и пялится под ноги.
Здесь весьма похоже.
Потому-то ничто и никто не пытался меня задержать по дороге в Могильно. Я проезжал мимо странных, переполненных карикатурными халупами деревушек, мчался через дикие, исхлестанные клубами пыли поля, пролетал через городишки. У меня сложилось впечатление, будто бы таинственная, горячечная жизнь мира Между замирает, когда я приближаюсь, что затихают перешептывания и необычные шелесты, что тени вливаются во мрак, что запираются ставни и гаснут огни. Я проезжал, и вокруг воцарялась тишина.
Той ночью я сам был упырем. Всадником Апокалипсиса. Кем бы ты ни был, меня лучше не задерживай. Пожалуйста. Ради твоего же добра.
Я еду в Могильно, где бы оно не было.
На той стороне известно, чего ожидать. Всегда. Имеются дорожные знаки, указатели, у местностей имеются таблички с названиями. А тут – совсем не обязательно. Не у каждого из подобных предметов достаточно сильное Ка, не у каждого имеется значимость. Иногда здесь он просто не существует.
Я не дождался зеленой, милой глазу таблички с нанесенной отражающей краской надписью "Могильно". Табличка была белой, а черные готические буквы гортанно кричали "M'ogelnwald".