Пыль Снов
Шрифт:
Задыхаясь и качая сломанную руку, он поглядел на пришельца. — Кафал.
— Я видел во сне, — сказал жрец, морщась. — Твоя рука, твой нож — в его сердце…
— А ты видел во сне, Кафал, кто именно нанес удар?
Грузный воин осунулся и неловко отошел от входа. Глаза упали к мокрым клинкам. — Я пришел за ней.
— Не сегодня.
Поднимая кривые клинки, Кафал надвинулся на Бекела. Тот взмахнул рукой. — Я тебе помогу, но не этой ночью. Она без сознания — ее изнасиловали две дюжины мужчин, а может, и больше. Чуть больше, и она умерла бы… Но ей не позволят. Ее взяли
Лицо ведуна покрывали глубокие царапины — истерзал сам себя ногтями, понял Бекел. — Твои сны, — шепнул он. — Ты видел.
— Видел.
— Кафал…
— Но всё еще продолжается. Они не знают, да и откуда им знать. Наши боги воют. От ужаса. — Он устремил взгляд на Бекела. — Думали, просто избавятся от него? Забыли, кто он такой? Откуда пришел? Он возьмет их в руки и раздавит! — Кафал оскалился. — А я постою в сторонке. Слышишь? Я буду стоять и ничего не делать.
— Твоя сестра…
Он вздрогнул как ударенный по лицу: — Да. Я подожду…
— Тебе нельзя здесь оставаться, Кафал. Новые убийцы Марела Эба…
— Ночь почти кончена. Безумие истощило само себя. Найди союзников, Бекел, собери вокруг себя.
— Возвращайся через три дня. Я помогу тебе. Мы унесем ее прочь. Но… Кафал, ты должен знать…
Мужчина задрожал. — Будет слишком поздно, — сказал он с отчаянием. — Да знаю, знаю.
— Приходи на третью ночь, — предложил Бекел. Пошел искать другое оружие, замер, глядя на два трупа у порога. — Я кое-что должен сделать. Последнее. — Он поднял тусклый взгляд. — Похоже, безумие еще не истощилось.
Всадник возник в ночи. В седле перед ним был ребенок. Две девочки шли по бокам коня, пошатываясь от утомления.
Когда буря взмахнула рваным хвостом, уходя южнее, Сеток заметила незнакомцев. Она поняла: этот мужчина — выходец из другого мира, неупокоенный солдат Жнеца. Но ей, сидящей в середине каменного кольца, нечего бояться. Древняя сила подавляет жажду крови — она сделана именно ради этой цели. Это убежище от Старших Богов, вечно алчущих крови, и убежищем оно будет еще долго.
Он натянул удила прямо перед кругом, как и ожидалось. Сеток встала, глядя на девочек. Одеты как Баргасты, но явно не чистой крови. Двойняшки. Глаза еще тусклы от перенесенных потрясений, но бесстрашный покой здешних мест нисходит на них. А маленький мальчик уже ей улыбается.
Выходец поднял дитя на руке (мальчишка прилип к нему не хуже болкандийской обезьянки) и осторожно опустил на землю.
— Возьми их, — сказал он Сеток, и неживые глаза сверкнули — один человеческий, сморщенный в смерти, а второй светло-янтарный. Глаз волка.
Сеток ахнула: — Ты не Жнецу служишь!
— Мой порок.
— То есть?
— Я проклят … нерешительностью. Бери их. Разбейте лагерь в круге. Ждите.
— Чего ждать?
Всадник подобрал поводья и развернул
Она следила, как он уносится на запад, как будто бежит от восходящего солнца. Девочки подошли к ребенку, взяли за ручки. Осторожно двинулись к ней.
Сеток вздохнула: — Вы дети Хетан?
Кивки.
— Я подруга вашего дяди Кафала. Но, — добавила она сухо, — я не знаю, куда он пропал. Возможно, — добавила она, вспомнив слова выходца, — он еще вернется. А пока идите ко мне, будем разжигать костер. Поедите и поспите.
Оказавшись в круге, мальчишка вырвался из рук сестер и подошел к юго-западной границе убежища, где уставился на пустой — для всех остальных — горизонт. Начал странно, ритмично агукать. Почти петь.
Сеток вздрогнула от этих звуков. Повернулась к близняшкам: те успели найти ее спальник и залезть в него. Они уже спали.
«Похоже, путь был долгий».
Падальщики давно сожрали последние кусочки плоти. Шакалы измусолили кости, обнаружив, что даже крепкие челюсти не могут расколоть их на мелкие кусочки, пригодные для пожирания. Даже концы костей нельзя было разжевать. В конце концов они бросили останки в примятой траве. Ведь можно найти еще, причем не только здесь — по всей равнине. Поистине наступил сезон облепленных мухами пастей и набитых животов.
Через несколько дней все любители поживиться падалью ушли, оставив место солнцу, ветру и звездам. Стебли травы избавились от капель крови, корни зашевелились, впитывая удобрение, насекомые вылезли, поедая все, словно были зубами самой земли.
Ночью, когда буря бушевала на востоке и юге, той ночью, когда выли иноземные боги и волки — призраки носились приливом по незримой стране, когда полевые очаги армий приугасли, когда шакалы не знали, куда бежать, ведь запах крови доносился со всех сторон — ставшая кладбищем, полная валунов, костей и куч пепла долина начала шевелиться. Фрагменты ползли друг к другу. Образовывались ребра, фаланги пальцев, кости ног и позвонки — они, словно заполненные почуявшим магнит железом, катились и скользили в звездном свете. Зародившийся на востоке ветер ураганом летел над землей, и в нем слышались сотни тысяч голосов, все более громкие стоны. Трава пришла в бешеное движение. Пыль вилась и кружилась; воздух заполнился мелким песком.
В спокойном чистом небе Царапины, казалось, извиваются и пульсируют, словно их отделяет от земли пелена жара.
Кости лязгнули друг о дружку. Из-под завалов, из покореженных доспехов выползали куски гнилой плоти — сухожилия вились змеями, связки скорчились червями — они ползли к груде костей, а кости складывались, воссоздавая знакомую форму — скелет, не похожий на остов Баргаста или акрюная. Кости были толще, в местах прикрепления мышц вступали мощные гребни. Раздавленный череп снова стал целым, хотя почерневшим и закопченным. Он неподвижно лежал, опираясь о землю верхней челюстью — а потом нижняя челюсть лязгнула, подкапываясь и поднимая черепную коробку. Наконец клацнули зубы, челюсть нашла впадины суставов.