Пыль Снов
Шрифт:
Тяжелые шаги Сефанда раздались рядом.
— Иди! — завопила сестре Стави. — Просто иди!
Но Стория нагнулась, схватив камень, и побежала к ним.
Жестокая сестра, смелая сестра. Глупая сестра.
Значит, они умрут одновременно.
Стави зашаталась и упала на колени, ободрав их об осоку. Жгучая боль породила новые слезы. Все расплылось перед глазами. Мальчик вырвался из рук — сейчас побежит, но короткие ножки далеко не унесут…
Но он встал лицом к нападающему воину. Ведь это же не чужак, верно? Это родич. В тени родича
Стави прошептала: — Не в этот раз.
Сефанд подбросил нож, замедлил шаг. Охота подходит к концу — куда бы им деться?
В плече стучала тупая боль, ключица нестерпимо ныла. Он не мог поднять сломанную руку.
Однако ярость угасала в воине. Они не выбирали себе родителей. Как и все. Они просто… невезучие. Но так устроен мир. Отродье вождя получает власть, но если власть ускользает из рук отца… Ночь омывается кровью, амбиции бурлят черным соком саранчи.
Он заметил камень в руке девочки и кивнул, радуясь ее дерзости. Лишь половина крови от Баргастов, но кровь не спит. Эту он убьет первой.
— Что случилось? — спросила девочка, заслонившая сосунка. — Сефанд?
Воин оскалился. Надо подобрать слова, чтобы боевой дух покинул девчонок. — Вы сироты, — сказал он. — Ваши ро…
Камень мелькнул, ударив его в лоб. Сефанд выругался от боли и удивления, потряс головой. Кровь текла, ослепив левый глаз. — Возьмите вас духи! Я получил меньше ран на войне, но… одного глаза хватит. И одной руки тоже. — Сефанд рванулся к ним.
Глаза мальчишки были широко открыты. «Ничего не понимает». Он вдруг засмеялся и протянул ручки.
Сефанд споткнулся. «Да, я подхватывал тебя и подбрасывал в воздух. Качал, пока ты не начинал кричать. Но с этим покончено». Он поднял нож.
Близняшки стояли и молчали. Станут защищать ребенка? Он подозревал, что эти станут. Ногтями и зубами.
«Мы такие, нас не изменить». — Я горжусь вами, — сказал он. — Горжусь вами. Но я должен это сделать.
Мальчик радостно закричал.
Что-то сломалось в его спине. Сефанд зашатался. Нож выпал из руки. Воин нахмурился. Почему он бросил оружие? Почему утекла сила?
Он стоял на коленях, и глаз оказался на одном уровне с лицом мальчишки. «Нет, он не на меня смотрит, а за меня». Внезапно смятение охватило Сетанда, в черепе раздался какой-то стук. Воин извернулся…
Вторая стрела ударила в лоб, прямо в середину, пронзив кости и погрузившись в мозг.
Он так и не увидел, откуда прилетела стрела.
Стави изменили ноги. Сестра побежала, подхватила мальчишку. Тот завопил от восторга.
В призрачном сумраке они увидели силуэт воина на спине лошади. Примерно в шести десятках шагов. Что-то показалось ей невозможным… она с трудом вспомнила — и задохнулась. Стрела. Сефанд двигался… шесть десятков шагов! На таком ветру. Взгляд упал на труп воина. Она прищурилась, рассматривая стрелу. «Я такие уже видела. Я…» Стави застонала и поползла, пока не сумела схватить древко. — Отец делал.
Всадник не спеша приближался.
Сестра
— Да… но погляди на стрелы!
Стория положила ребенка. — Вижу. Вижу стрелы, Стави.
Когда воин подъехал близко, они разглядели нечто неправильное в нем и в животном. Лошадь была слишком тощей, кожа свисала заплатами, длинные зубы тускло блестели. Дыры глаз были пустыми и безжизненными.
Всадник выглядел не лучше. Но он держал роговой лук, а в колчане у седла покоились дюжина стрела Оноса Т’оолана. Остатки лица воина скрывал капюшон, не подвластный порывам ветра. Он позволил коню перейти на шаг, натянул поводья.
Казалось, он внимательно изучает их единственным глазом. — Мальчик, да, — сказал он на дару с малазанским акцентом. — Но не вы две.
Холод пробрал Стави. Рука сестры скользнула в ее ладонь.
— То есть, — произнес незнакомец миг спустя, — я, похоже, плохо сказал. Я имею в виду, что вижу его в нем, но не в вас.
— Ты знал его, — обвинила Стория. И указала на колчан: — Он их сделал! А ты украл!
— Он сделал их и отдал мне. Подарил. Это было очень давно. До вашего рождения.
— Тук Младший, — шепнула Стави.
— Он рассказывал обо мне?
То, что воин был мертвецом, перестало иметь значение. Девочки подбежали, обнимая его за бедра. Он вроде бы вздрогнул — но потом протянул руки и погладил девочек по головам.
И они облегченно заплакали.
Сын Оноса Т’оолана не шевелился, смотря и улыбаясь.
Глаза Сеток открылись. Едва она пошевелила головой, череп пронизала мучительная боль. Девушка застонала. Стояла светлая ночь, привычная зеленоватая ночь родного мира. Она ощущала волков — уже не зверей вокруг, они вновь стали призраками. Зыбкими, робкими, задумчивыми.
Дул холодный ветер, на севере блестели молнии. Сеток дрожала, ее тошнило. Она встала на колени — мир закружился вокруг. Она пыталась вспомнить, что случилось. Она упала? — Кафал?
В ответ пророкотал гром.
Она со стоном села на корточки и огляделась. Середина круга вросших в землю валунов, нефритовый свет неба смешивается с серебряным сиянием их боков. Древние рисунки стали неразличимыми углублениями. Но сила здесь есть. Старая. Старая, как вся равнина. Шепчет горестные сказки пустой земле, и ветер воет, извиваясь над горбами камней.
Призрачные волки медленно приближались, словно их влекла похоронная песнь круга.
Никаких признаков Кафала. Он потерялся в королевстве Оплота Зверя? Если так, он потерян навсегда, он упал сквозь столетия во времена древние, когда ни один человек не ходил по миру, когда кровавая линия не разделяла зверя и охотника. Вскоре он станет жертвой какого-нибудь остроглазого хищника. Ему будет одиноко, так одиноко, что — подозревала Сеток — Кафал будет рад даже встрече со смертью.
Даже воля сотен тысяч волков едва пошевелит безмерность забытых сил Оплота.