Пыль Снов
Шрифт:
— Уверен, она будет рада увидеть тебя снова.
Целуй-Сюда метнула любопытствующий взгляд, но промолчала.
Над западным горизонтом впереди нее поднимались столбы пыли; Мазан Гилани ощущала касания прохладного бриза. Она каждые две-три лиги останавливала лошадь, но животное все же успело устать. Именно эта мелочь губит почти всех дезертиров, понимала она. У отряда преследователей есть запасные кони, а у бегущего дурня обыкновенно нет ничего, кроме той скотинки, на которой он (или она) ушел.
Разумеется, ее никто не преследует… но это почему-то не избавляет от чувства вины. Она — часть взвода, она глотала
Она видела впереди только ливень: серовато-синие полотнища обрушиваются под косым углом, ветер хлещет почву. Новая неприятность, как будто с нее не хватит. «Бесполезно. Я ищу призраков. Настоящих призраков? Может быть. А может, нет. Может, они живут в голове Адъюнкта — все эти дряхлые карги прежних союзов и забытых клятв. Тавора, ты слишком многого хочешь. Как и всегда».
Дождь плюнул в лицо, застучал по земле, пока ей не стало казаться, что пыль танцует подобно обезумевшим муравьям. Еще миг — и пропало все за пределами нескольких шагов. Теперь она стала еще более слепой в своем поиске.
«Мир насмехается над нами.
Бесполезно. Вернусь назад…»
Пять фигур оказались перед ней, серые как дождь, мутные как влажная грязь, внезапные как сон. Выругавшись, она натянула удила, сражаясь с испуганной лошадью. Заскрипел гравий. Животное фыркнуло, копыта расплескивали ручейки и лужицы.
— Нас ты искала.
Она не смогла понять, от кого исходит голос. Схватилась за мешочек с шевелящейся грязью, дар Атри-Цеды Араникт, и всхлипнула от внезапного жара.
Все они были трупами. Т’лан Имассы. Потрепанные, изломанные, конечностей не хватает, оружие болтается в мертвых руках. Кости, обернутые почерневшей кожей. Длинные свалявшиеся волосы, белые и ржаво-рыжие, закрывают лица, на которых дождь кажется вечно текущими слезами.
Тяжело вздыхая, Мазан глядела на них. Потом спросила: — Всего пятеро? Других нет?
— Мы оставшиеся.
Она думала, что говорит стоящий ближе прочих, но не была уверена.
Дождь уже ревел вокруг, ветер стонал, словно запертый в огромную пещеру.
— Должно быть… больше, — настаивала она. — Видение…
— Мы те, кого ты ищешь.
— Значит, вас призвали?
— Да. — Главный Т’лан Имасс указал на ее мешочек: — Зеник неполон.
— И кто из вас Зеник?
Вперед выступило существо, стоявшее справа. Казалось, у него разбита каждая кость — повсюду торчали осколки. Жуткие морщины покрывали лицо, едва видневшееся под шлемом из черепа неведомого зверя.
Запутавшись в завязках, Мазан Гилани не сразу смогла открыть мешочек. Бросила. Зеник не стал его ловить; мешочек упал к ногам, погрузившись в лужу.
— Зеник благодарен, — объявил говоривший. — Я Уругал Плетеный. Со мной пришли Зеник Разбитый, Берок Тихий Глас, Кальб Молчаливый Ловец и Халед Великан. Мы Несвязанные, и прежде нас было семеро. Теперь нас пятеро, но скоро мы снова станем Семерыми — на этой земле есть падшие сородичи. Некоторым не нужны враги. Некоторые не последуют за ведущим в никуда. [5]
5
Это те самые Каменные Лица, которыми клянется Карса Орлонг. Семеро Т’лан Имассов, слуг Увечного, выдавали себя за богов перед племенем Теблоров. Узнав истину, разъяренный Карса убил Сибалле Ненайденную (роман «Дом Цепей»), а Эмрот Жестокую впоследствии взорвал долбашкой Мертвый Еж (см. «Буря Жнеца».
– прим. переводчика.
Мазан хмуро покачала головой: — Вы не понимаете… Ладно. Я послана вас найти. Теперь надо вернуться к Охотникам за Костями — моей армии. Там…
— Да, она поистине охоча до костей, — сказал Уругал. — Скоро охота завершится. Скачи на животном, мы полетим следом.
Мазан смахнула влагу с лица. — Думала, вас будет больше, — пробормотала она, разворачивая лошадь. — Вы не отстанете?
— Ты словно знамя впереди нас, смертная.
Мазан Гилани нахмурилась еще больше. Она уже это слышала… где-то.
В четырех лигах к северу Онос Т’оолан резко встал — впервые за несколько дней. Что-то происходящее недалеко коснулось его чувств… и пропало. Т’лан Имассы. Чужаки. Он колебался, но снова накатила волна отчаянного и неотвязного принуждения. Он уже неделями ощущает ее, он привык к этому вкусу. Его искал Тук Младший, к нему гнал он Первого Меча.
Но он уже не друг, которого знавал Тук, а Тук больше не друг Тоолу. Прошлое и живо и мертво… но между ними осталась лишь смерть. Это призыв малазан. Это притязание на союз, выкованный давно, заключенный между Императором и Т’лан Имассами Логроса. Где-то на востоке ждет армия Малаза. Близится опасность, и Т’лан Имассы должны встать рядом с давними союзниками. Таков долг. Таковы чернила чести, глубоко впитавшиеся в души бессмертных.
Он отверг приказ. Долг мертв. Честь оказалась ложью — поглядите, что сенаны сделали с его женой, с детьми. Мир смертных — царство обмана; в середине дома живых скрыта комната страха с покрытыми потеками стенами, с черными пятнами на покоробленном полу. Пыль скопилась в углах, и пыль эта сделана из чешуек кожи, из обломков волос, обрезков ногтей и плевков. В каждом доме есть тайная комната, и в ее плотной тишине воет память. Некогда он был логросом. Теперь — нет. Перед ним один долг, и он воистину безжизненен. Ничто не отвратит его с пути — ни желания Тука, ни безумные требования Олар Этили… О да, он знает: она рядом, она слишком умна, чтобы показаться на глаза, ибо знает — тогда он уничтожит ее навеки. Надежды и требования льются дождем, приходящим с юго-запада, но не оставляют следов на коже. Было время, когда Онос Т’оолан решил приблизиться к людям; когда он отвернулся от рода своего, заново открыв чудеса тонких эмоций, чувственные радости дружбы и простого приятельства. Дары любви и веселья. А потом он дождался, наконец, и возрождения к жизни.
Тот мужчина взял его жизнь, и причины понять трудно — кажется, вспышка сочувствия. За человечность приходится платить высокую цену, и кинжал глубоко впивается в грудь. Сила ушла; он смотрел на мир, пока мир не утратил цвет и смысл.
С телом его свершили невообразимые мерзости. Осквернение — рана, жгущая даже мертвеца, но живые устраивают его с такой беззаботной легкостью — да, не им лежать на земле. Не им вставать из холодной плоти и костей и следить, что делают с телом, с привычным домом. Им не приходит в голову, что душа способна страдать фантомными болями, ощущая тело как отрезанную руку.