Пылай, огонь (Сборник)
Шрифт:
— Да. Конечно, оно мне не нравится. Поцелуй меня еще раз. — И затем после паузы: — А я уже думала, что не увижу тебя сегодня вечером...
— Так и могло случиться.
— Нет, нет! Я была просто вне себя! — сказала Флора, отбрасывая свой великосветский тон и становясь сама собой, — потому что я была так напугана! Ты что, думаешь, я ничего не слышала о Вулкане? Или о его репутации? И ты пошел прямо к нему в логово. И там, где ты был... впрочем, не важно! Там ты встретился с неприятностями, не так ли?
— Да, с небольшими. Не стоит и говорить о них.
— Слава Богу, — не в силах перевести дыхание, сказала она. — Дорогой мой! Иди сядь и все расскажи мне. Дай, я сниму твое пальто.
— Нет, нет! Только не пальто!
Но Флора уже расстегнула верхнюю пуговицу и размотала тяжелый шерстяной шарф. Когда пальто оказалось у нее в руках, она издала слабый крик.
И воротничок, и галстук у него исчезли. Рубашка была мятой, грязной, и в двух местах на ней виднелись пятна засохшей крови. Брюки его, разодранные на коленях, были все в пыли, так же как и порванный сюртук. И как он ни старался скрыть от Флоры, на правом рукаве была видна черная опаленная дыра от пули,
— Я... я понимаю, — сглотнув комок в горле, сказала Флора. — Я все вижу. Значит, были всего лишь небольшие неприятности, о которых не стоит и говорить.
Она расхохоталась и продолжала смеяться, не в силах справиться с собой.
— Флора! Прекрати! Ты не должна так себя вести!
При первых же звуках его голоса смех прекратился.
Прижав руки к груди, она подняла на него глаза, в которых была такая нежность, что он не мог вынести ее взгляда,
— Нет, дело тут не в нервах или в мигрени, Джек. Честное слово, я смеялась над комизмом ситуации. Но все шло от сердца, которое и у меня может болеть. А теперь я скажу, что я решила, решила в эту ночь.
Она облизала губы и еще плотнее прижала руки к груди.
— Говоря откровенно, мой дорогой, я многого не понимаю в тебе. Порой ты мне кажешься человеком из другого мира. Я не могу понять, почему ты так настаиваешь, чтобы заниматься только «своей работой». — В смущении она закусила губу. — Джентльмены не работают или, во всяком случае, не нуждаются в этом. Никогда, никогда, как говорил мой отец. Нет, и не спорь!.. Почему я должна соглашаться с тобой? Неужели я такая глупая? — вскричала она, — и все вокруг тоже глупые? Неужели я воображаю, что все это притворство на самом деле реально? Прошлой ночью я проявила глупость — да, в самом деле! — и этим вечером тоже! Но если ты любишь меня, ты не сочтешь меня глупенькой. И если ты уж так предан своей полиции — что ж, и я буду ей предана! Не обращая внимания на свое достоинство! Потому что я люблю тебя, и ты мне нужен такой, какой ты есть!
Чевиот не мог поднять глаз. Он стоял с опущенной головой. В горле у него стоял комок, и у него не было сил посмотреть на нее.
Флора приблизилась к нему. Он подался к ней, и, поскольку на левой руке у нее висело его пальто, взял ее правую руку, поднес к губам и поцеловал.
Наконец они полностью поняли друг друга, и их охватило такое тепло, которого, казалось, не могла лишить никакая сила в мире... как вдруг в комнату донеслось звяканье колокольчика в вестибюле.
Флора, вспылив, отпрянула от него.
— В такой час! — воскликнула она. —- Ну нет! Я сказала Мириам никого не принимать! Сегодня вечером они уж не заберут тебя у меня!
— Можешь быть в этом уверена. — У него был мрачный голос. — Никакой силе в мире не удастся это сделать.
В вестибюле мелькнул свет, и он услышал осторожное царапанье по двери, затем, после долгой паузы, строгая экономка открыла двери.
— Миледи... — в некотором замешательстве начала она и остановилась. — Я, как вы знаете, не собиралась беспокоить вас, но, видите ли... тут леди Корк.
— Леди Корк? — растерянно переспросила Флора.
Невольно сжав кулаки в грязных белых перчатках, Чевиот поморщился от боли в ободранных до крови суставах рук.
— Нам бы лучше повидаться с ней, — пробормотал он.
— Ты... ты уверен?
— Да. Сегодня днем, Флора, я начинаю решать эту проблему.
— Об убийстве Маргарет Ренфру?
— Да. Я был слеп. Но теперь я знаю, кто совершил убийство, и вечером у Вулкана я понял, как оно было совершено. И когда я выясню одну деталь и задам один вопрос, на который можете ответить только вы с леди Корк, передо мной предстанет полная картина.
Флора с трудом перевела дыхание.
— Мириам, пригласите леди Корк войти.
Как только за ней закрылась дверь, Чевиот заговорил тем же торопливым шепотом.
— Что бы я ни сказал, ты не должна волноваться. Все в порядке. Но сегодня утром мистер Ричард Мейн, один из двух комиссаров полиции, лез из кожи вон, чтобы выдвинуть против тебя обвинение в убийстве Маргарет Ренфру, а я прикрывал тебя. Нет, я прошу тебя: не выходи из себя и не подноси руку ко рту! — Бросив взгляд на пока еще закрытую дверь, Чевиот заговорил еще быстрее. — Придет время, — сказал он, — когда я смогу обелить тебя. Но только путем признания, что оба мы врали и скрывали доказательства, что сегодня пока еще представляет большую опасность. Единственная моя надежда заключается в том, что я смогу доказать, как было совершено убийство. И, как я думаю, — подчеркиваю, как я думаю, — мне удастся доказать- это с начала до конца.
Он поднял руку, призывая к молчанию. Выхватив у Флоры пальто, он накинул его на себя, успев застегнуть воротник как раз в ту секунду, когда Мириам объявила о графине Корк-и-Оррери.
Прежде чем их глазам предстала маленькая сухая надменная женщина, они услышали шарканье ее ног и постукивание трости.
На этот раз на леди Корк не было ее белого чепчика с оборками, но высокая шляпа с широкими полями, из тени которых смотрели ее хитрые умные глаза, производила то же самое впечатление. Она была в знакомом белом платье, на которое была наброшена меховая шуба.
Вместе с ней в комнату вошел дух восемнадцатого столетия, вместе со всеми его призраками, кружащимися вокруг нее в неверном свете канделябров.
— Никак, это ты, девочка! — обратилась она к Флоре, но, несмотря на всю решительность, в ее голосе слышались нотки извинения. — Я бы не решилась беспокоить тебя в столь поздний час, если бы не увидела проблески света сквозь окна нижнего этажа. — Она слегка подчеркнула последние слова.
Случись эта встреча дня два или три назад, Флора была бы в смятении и растерянности. Но на этот раз она предстала воплощением сдержанного улыбающегося изящества.