Пылающие алтари
Шрифт:
И вдруг все пространство впереди загородило беснующееся стадо. С налитыми кровью глазами ревущие буйволы появляются, словно исчадия подземного мира. Они несутся на оцепеневших всадников. Из-под бешеных копыт летят комья земли.
— О, Агура Мазда! Агура Мазда!
Зажмурившись, персы кидаются в реку. Крик испуганных верблюдов сливается с жутким, исступленным ревом налетевших буйволов…
В затишье не распознаешь настоящего кормчего, он проявляется в бурю. Зарина выдержала испытание бурей.
ДЕВУШКА С ЗЕЛЕНЫМИ ВОЛОСАМИ
Здесь
Их буйные забавы. Много дней
Звучали здесь их радостные клики
И ржание купавшихся коней.
Но век наш — миг. И кто укажет ныне,
Где на пески ступала их нога?
Не ветер ли среди морской пустыни?
Не эти ли нагие берега?
Керы города Танаиса
Надвигается осень. Струится в перелесках и мелких рощицах на остывающую за ночь землю медь листопада. И все чаще падают тихие, без гроз, дожди. Их неслышные нежные струи, словно заботливые материнские руки, ласкают побуревшие, готовящиеся к зимнему сну пастбища. А когда выдаются теплые солнечные деньки, над степью плывут серебряные ниточки-паутинки.
Зарина знает, что так испаряется роса, превращаясь в белые волоконца, улетающие вверх, пока не исчезнут в голубой лазури. Скапливаясь там, высоко над головой, паутинки собираются в большие кучи, похожие на вороха шерсти после стрижки овец, и они тяжелыми белыми облаками плавают в небе по воле ветра.
И степь, и лес вдоль речек укутывает долгий осенний туман, в котором бродит нечесаный дед Листоед. Своим беззубым ртом он жует оставшиеся травы, обгладывает листву. Глаза у него тусклые, слепые. Дремучая белая борода путается в ветвях, и нельзя разобрать, где кончается она и начинается туман. Кое-кто из сираков видел его, но встречаться с ним ни у кого нет охоты.
Вот в такое невеселое время отпросился Гобрий съездить в свой род, кочевавший где-то у Дона вдоль границ с меотскими землями, что под стенами Танаиса. Вскарабкавшись на лошадь, он уехал.
Вскоре после этого несколько дней стояла солнечная, почти летняя погода. Степь подсохла. Над ней опять летали паутинки. Лошади аппетитно щипали на пригорках проклюнувшуюся зеленую травку. Сторожевые посты нигде не видели на дальних холмах сигнальных огней. Ничто не предвещало беды. Но она уже шагала по сиракской земле. Весть о ней доставил Гобрий, рано утром прискакавший в Успу. Несчастный уродец дрожал, зубы его выстукивали частую дробь, тело было покрыто какой-то слизью…
Пал город Танаис. Ровно через четыре года после того, как Дион очутился в изгнании, под стены Танаиса с севера подошла огромная орда кочевых племен. Едва первые стрелы с подвешенными факелами упали на камышовые крыши, в городе вспыхнул пожар. Ветер
Варвары издали созерцали небывалый пожар, пожиравший Танаис. Даже для них, привыкших к грабежам и дымному запаху пожарищ чужих городов, он оказался неожиданным и страшным. На месте Танаиса остались только обожженные руины.
Орда распалась на мелкие отряды, грабившие беззащитные меотские поселения вокруг Танаиса. На помощь им спешил Фарзанс с доблестными дандаридами, украсившими свои щиты изображением черепахи, символом постоянства. По всей меотской степи заполыхали костры тревоги. Едва завидев на западе столбы дыма, Форганак, вождь рода Белого Волка, в свою очередь, зажег костры на курганах и бросился с дружиной на немой призыв, как и обещал царице и Диону.
Стремительный бросок через степь. Быстрая переправа через Дон, и сираки врезались в ряды готского войска, завязавшего бой с дандаридами. Их тяжелые мечи сокрушают легкие доспехи готов. Яростью весенней грозы гремит битва.
В этом бою готы ни разу не увидели спины сираков или меотов. Но силы были слишком неравны. К месту битвы спешили все новые и новые отряды готов. Вот уже гнется, не выдерживая напора, строй меотов. Тает, окруженная сабельным прибоем, дружина Форганака. Только войско из крепости Успы может спасти положение. Но тщетно обшаривают степь воспаленные глаза Форганака — подмоги нет.
С оставшимися двумя десятками воинов Форганак прорвался туда, где еще держался из последних сил меотский вождь. Плечом к плечу встали в последнем бою вожди соседних народов. Все уже сжимается вокруг них железное кольцо врагов — не разбить его, не разорвать.
— Смотри, уже вечер, — хрипит Фарзанс, — скоро подоспеет Дион. Надо продержаться еще… Но подмоги нет…
Истекают кровью израненные воины, падают на собственные мечи. Вот исчезли в коловерти беснующихся всадников Фарзанс и Форганак. Тяжелые волны конницы перекатываются через их тела…
В Успе ничего не знали о нашествии. Огненная эстафета не докатилась до крепости. Почему-то не зажглись сигнальные огни на земле рода Лисицы.
Часть готов, пользуясь покровом вновь опустившегося тумана, переправилась через Дон и неожиданно напала на становище рода Белого Волка, где остались старики, женщины и дети. Они были вырезаны все до единого. Только Гобрию удалось спастись. Своими сильными руками он разорвал брюхо павшей лошади, вытащил внутренности, а сам забрался в утробу животного, где и просидел до тех пор, пока вместо криков и стонов не услышал вой шакала. Ночью он поймал бродячую лошадь и ускакал. Готы остановились лагерем недалеко от места побоища и делили добычу.