Пылающий бог
Шрифт:
Но каждый раз, когда ее охватывало такое желание, она натыкалась на пульсирующий чернотой яд, туманящий рассудок, – прощальный подарок Дацзы, Печать, которая отрезала ей прямой доступ к Пантеону.
А может, Печать была благом? Рин пришлось прибегнуть к помощи Катая, чтобы управлять своей силой. Катай удерживал ее от безумия. Успокаивал. Позволял вызывать огонь, но лишь направленными, ограниченными вспышками.
Рин страшилась того, что могла бы сделать без Катая.
– На твоем месте я бы разом от них избавился, –
Рин неодобрительно покосилась на него:
– Ты бы тоже погиб.
– Ну и пусть, – сказал он явно искренне.
Рин показалось, что до заката прошла целая вечность. Двадцать четыре часа назад она впервые вела войска в бой. А вечером освободила город. Теперь запястье пульсировало болью, колени тряслись, а за веками разливалась головная боль.
Она не могла заглушить в памяти те крики из храма.
Но их нужно было заглушить.
Вернувшись в свой шатер, она вытащила из глубины дорожного баула пакетик с опиумом и забила шарик в трубку.
– Это необходимо? – спросил Катай.
Хотя это был не совсем вопрос. Они уже в тысячный раз вели этот спор, и каждый раз он заканчивался недостатком решимости. Но Катай просто считал нужным выразить свое неудовольствие. Теперь они просто проходили через привычный ритуал.
– Не твое дело, – ответила Рин.
– Тебе нужно поспать. Ты уже почти двое суток на ногах.
– После трубки и посплю. Без этого я не могу расслабиться.
– До чего же мерзкий запах.
– Иди спать в другое место.
Катай молча встал и вышел из шатра.
Рин даже не посмотрела в его сторону. Она поднесла трубку к губам, высекла пальцами огонь и глубоко вдохнула. Потом свернулась калачиком на боку, подтянув колени к груди.
И через несколько секунд увидела Печать – живую и пульсирующую, от нее так сильно воняло ядом Гадюки, как будто Су Дацзы стояла в шатре рядом. Прежде Рин проклинала Печать, бессмысленно набрасывалась на недвижимый барьер яда, который никак не покидал ее рассудок.
Но теперь она нашла Печати лучшее применение.
Рин парила в сторону сверкающей надписи. Печать наклонилась к ней, открылась и поглотила. На краткий миг Рин ослепла в ужасающей темноте, а потом оказалась в темной комнате без окон и дверей.
Яд Дацзы состоял из желаний, ради которых Рин готова была убивать, которых жаждала так страстно, что готова была умереть.
Словно по сигналу появился Алтан.
Раньше Рин его боялась. И до сих пор каждый раз, когда его видела, она ощущала легкие мурашки страха, и ей это нравилось. При его жизни Рин никогда не знала, собирается ли он ее приласкать или поиздеваться. Когда она впервые увидела Алтана внутри Печати, он почти убедил ее последовать за собой в вечное забвение. Но теперь лишь подстегивал ее разум, Рин держала его под контролем, и он
Однако страх все-таки остался. Рин ничего не могла с этим поделать, да и не хотела. Ей нужен был тот, кто способен ее напугать.
– Вот и ты. – Алтан протянул руку к ее щеке. – Скучала по мне?
– Назад, – велела она. – Сядь.
Алтан поднял руки и подчинился, сел на темный пол, скрестив ноги.
– Как скажешь, милая.
Рин села напротив.
– Вчера ночью я убила кучу людей. Наверняка и невинных.
Алтан склонил голову набок.
– И как ты себя чувствуешь?
Он говорил нейтральным тоном, без осуждения.
Но Рин все равно ощутила боль в груди, знакомый нажим, словно легкие сжались под грузом вины. Она выдохнула, стараясь успокоиться. Она контролировала Алтана, только пока спокойна.
– Ты бы сам так поступил.
– С чего бы это, малыш?
– Потому что ты был беспощаден. Специально стремился устроить массовую резню. Ты бы точно не стал рисковать собственными солдатами. Они ценнее гражданских, это простой расчет.
– Вот, значит, как, – снисходительно улыбнулся он. – Ты поступила как должно. Ты герой. И получила удовольствие?
Она не стала лгать. Да и зачем? Алтан – ее секрет, ее видение, никто не узнает о том, что она ему сказала. Даже Катай.
– Да.
– Покажи мне, – жадно попросил Алтан. – Покажи мне все.
И она показала. Снова пережила все события ночи, секунда за секундой, во всех ярчайших подробностях. Показала, как сгибаются пополам люди. Как в ужасе бормочут, умоляя о пощаде: «Нет, пожалуйста, нет!» Как храм превратился в огненный столб.
– Прекрасно, – одобрил Алтан. – Очень хорошо. Покажи еще.
Она призвала воспоминания о пепле, о белоснежных костях, торчащих из черных обугленных куч. Кости никогда не удавалось сжечь полностью, как бы Рин ни старалась. Некоторые фрагменты все равно оставались.
Она задержала воспоминания еще на минуту, чтобы снова все почувствовать – вину, угрызения совести, ужас. Рин могла себе позволить это почувствовать только в пустом пространстве, где чувства не ослабят ее, не вызовут желания ползти по полу, оставляя на руках и бедрах длинные кровавые ссадины.
А потом она отбросила эти воспоминания. Оставила их здесь, чтобы они больше ее не преследовали.
После этого Рин почувствовала себя обновленной, чистой. Словно мир полон грязи, а, избавившись от врагов, она сделала его чуточку чище.
Здесь было и ее спасение, и наказание. Она мысленно терзала себя, снова и снова вспоминая все зверства, пока образы не начинали терять значение, и тогда она отдавала дань уважения мертвым. Больше она ничего им не должна.
Рин открыла глаза. Воспоминания об Алтане угрожали вернуться, но Рин прогнала их. Он появлялся, только когда она позволяла, только когда хотела его видеть.