Пылающий храм
Шрифт:
— Бреннон, почему животное жует улики? — холодно спросил шеф полиции. Лапа подошел к Лонгсдейлу и выплюнул ему на колени шапочку с металлическими пером. Консультант удивленно поднес ее к глазам.
— Это третьей жертвы, Роберта Линча, — узнал Бреннон. — Лапа, какого черта…
Псина самоуверенно прищурилась на комиссара. Лонгсдейл крутил шапочку перед глазами, словно не понимая, что это такое; вдруг он с коротким криком вскочил с места и пулей вылетел из кабинета. Пес встряхнулся, усеяв ковер и комиссара рыжей шерстью, и неспешно потрусил следом. Бреннон с опаской покосился на
— Чертов зоопарк на колесах, — отрешенно сказал тот, и комиссар поспешил убраться с глаз долой.
3 января
В доме священника было два этажа. На первом находились кухня, крохотная столовая, гостиная, прихожая с лестницей и комната экономки миссис Эванс; на втором — холл с большой кладовкой, спальня отца Грейса, его кабинет и ванная. Бреннон покачивался на каблуках, осматривая лестницу и задумчиво бренча в кармане ключами. На крыльце томились четверо полицейских.
— Все готовы, сэр, — сказал Двайер.
— Я вверх, вы вниз, — Натан бросил ему связку ключей от первого этажа. Экономка торчала здесь же, разрываясь от негодования и не зная, к кому кидаться раньше, однако от Двайера старалась держаться подальше. Оно и не удивительно — создавая Двайера, мать–природа долго не могла выбрать между гориллой и медведем, пока наконец не решила, что человеком он будет гораздо страшнее.
Бреннон хмыкнул и стал подниматься, пробуя ногой каждую ступеньку — вдруг где тайник? Насчет первого этажа он был спокоен — детектив не пропустит ни дюйма. Миссис Эванс несколько раз душераздирающе вздохнула и с причитаниями потащилась за комиссаром. Наверху он распахнул кладовку и кивком указал на нее одному из полицейских.
— Если заподозрите тайник — вскрывайте стены и пол без раздумий.
Из экономки вырвался сдавленный, полный возмущения звук.
— Подайте ему лампу, — велел Бреннон и открыл спальню. Кровать стояла изголовьем к стене, слева от нее — комод с тремя ящиками, справа — тумбочка. Напротив почти всю стену занимал шкаф, под окном расположился сундук, в углу — кресло–качалка.
— Шкаф и сундук, — приказал комиссар, а сам сдернул покрывало с кровати. Под ним обнаружились подушка и сложенное одеяло. Ногой Бреннон задел под кроватью ночной горшок. Экономка, похожая на сердитый боровик, наблюдала, как Натан потрошит кровать, а полицейский — гардероб. Он методично выворачивал все карманы и ощупывал подкладки, собирая все найденное в коробку; комиссар уже добрался до матраса, перевернул его, ощупал, заглянул под кровать и пошарил рукой по доскам.
— Вы перестилали постель Грейса? — спросил он у миссис Эванс.
— Нет, сэр, к нам приходит девушка раз в три дня, она и перестилает.
— Что за девушка? Пошлите за ней, пусть ждет внизу.
— Так я же это… — экономка беспомощно обвела руками расширяющийся бардак.
— Живо! — цыкнул Бреннон. Вряд ли кто–то станет прятать что–либо там, где до спрятанного легко доберется любопытная горничная, но кто знает, что она успела заметить. Натан протиснулся мимо полицейского к тумбочке. На ней стояла оплывшая свеча, лежали очки в футляре и книга богословского содержания. В тумбочке комиссар нашел лекарства
— Доэрти! Дай коробку. Спустись вниз и отправь это все Кеннеди.
— Да, сэр.
Оставшись один, Натан выдвинул ящик комода и задумчиво поворошил аккуратно сложенное белье. Послышались шаги экономки, и комиссар спросил:
— У вас тут целая комната отведена под ванную. Откуда такая роскошь?
— Отец Грейс купил, — отвечала миссис Эванс, определенно не одобрявшая такую растрату. — Лет восемь назад. Притащили сюда, всю лестницу обскребли, вон, царапины на полу до сих пор видны.
— Зачем?
— Откуда мне знать? — ворчливо сказала экономка. — Сперва–то он в ней часто плескался, мы тут умучились воду греть. Это ж скока ведер надо натащить да разогреть, чтобы…
— А потом?
— А потом полегче стало. Раз в месяца два, а то и три, а зимой так и вовсе стоит без дела…
Бреннон открыл замок. В свободном углу имелся стол с тазом для умывания, кувшином, бритвенным набором и полотенцем. Остальное место занимала жестяная ванна и тумба со стопкой полотенец. Комиссар обошел ванну, поскреб пальцем по краю и днищу. Похоже, ею давненько не пользовались. Он присел, провел рукой по дну и наткнулся на маленький сверток из промасленной бумаги, примотанный бечевкой к ножке. Комиссар щелкнул раскладным ножом.
— Чего это там? — ревниво спросила экономка, не в силах смириться с тем, что ее дом грабят на законных основаниях. Бреннон подошел к окну, едва пропускающему свет, и развернул бумагу. Внутри лежала записная книжка. Все ее листы были чистыми. Натан нахмурился и принялся переворачивать их по одному. Ближе к середине он обнаружил единственную страничку с записью у самого корешка. Комиссар покрутил ее так и этак, но смысла закорючек все равно не понял. Он положил на страничку ленточку–закладку и сунул записную книжку в карман.
Рейден открыл только после пятого звонка. На дворецком вместо привычного сюртука был плотный клеенчатый фартук, покрытый пятнами и местами — копотью, из чего Бреннон вывел, что в лаборатории Лонгсдейла дым стоит коромыслом.
— Когда ты все это успеваешь, парень? — полюбопытствовал комиссар, снимая пальто.
— Меньше сплю, — буркнул Рейден.
— Где хозяин?
— В кабинете. Я вас провожу, сэр.
Натан заметил, что дворецкий косится на него как–то странно — не только с привычной неприязнью, но еще и весьма напряженно, словно ждет, что его в чем–то изобличат.
— Лонгсдейл сказал, что ты первым узнаешь, если на дом нападут.
— Я и узнал.
— Что видел?
— Ифрита, — процедил парень. — Прошу сюда, сэр.
«Ну ладно», — зловеще подумал Бреннон. До него он еще доберется. Тем более, что, уходя, дворецкий бросил на него подозрительно–выжидающий взгляд, какой комиссар частенько видел у тех, кому есть, что скрывать.
Кабинет Лонгсдейла отличался от лаборатории только наличием окон. В саму лабораторию комиссар заглядывал пару раз и в глубине души хотел бы больше ее не видеть. У него были крепкие нервы, но не настолько, чтобы любоваться на шевелящиеся в банках с раствором части нечеловеческих тел.