Пылающий корабль

Виндж Джоан

— Это началось каких-то полгода назад... — на протяжении этих нескольких дней я вторично совершил прогулку по тропинкам воспоминаний, по желанию, которому я не мог отказать...

— Понимаю. А теперь бы мне хотелось услышать рассказ, как ты ввязался в эту историю, Ринг.

Обрывки воспоминаний и тишина, прежде, чем он успел узнать слишком многое.

— Прошу прощения. Этого я рассказать не могу.

— Я могу заставить тебя говорить. Или это сделает Салад.

— О, нет!

Я глянул на Салада, ждущего, словно тигр. И меня снова охватила паника.

— Не паникуй, Ринг!

Ты слишком меня интересуешь, чтобы я потерял тебя из-за столь незначительного дела. Тем более, что тебе не удалось сделать того, что ты пытался.

Облегчение, а потом ужас. Мне не удалось, Этанаку не удалось. Эта система оказалась слишком сообразительной для нас. Я задумался над тем, удалось бы Этанаку, если бы он был объединен с более совершенным разумом, который должен был бы быть его партнером...

Я почувствовал себя ошеломленным и выбившимся из сил. Что-то теплое и мокрое собиралось в моем сапоге, на правой ноге.

— Вы восхищаете меня, Ринг. И вызываете у меня жалость. А может быть, это не жалость, а зависть?

— Что?

— Да, зависть! У вас есть пять вещей, которые я не могу купить, несмотря на все мое богатство. Это пять человеческих чувств! Я не вижу, не слышу, не ощущаю ни вкуса, ни запаха, ни к чему не могу прикоснуться. И обратного пути для меня нет... Мое тело мертво и погребено. Это короткое мгновение разделения твоих чувств — это мой самый близкий контакт с миром за последние тридцать лет. Ты не знаешь, что значит для меня открытие, что ты существуешь! Ты только один такой?

— Насколько я знаю, единственный! — меня удивило охватившее меня чувство. Я осознал, как хорошо Этанак понимает слова Кабира.

— Я тоже только один. Один Хоррам Кабир, человек, который может жить без конца. Я правлю империей... Но я не могу увидеть своего любимого Ксанаду...

— Но зачем? Зачем вы это сделали? Все считают, что вы по-прежнему правите и не хотите удаляться от дел.

— Я был болен, срок моей жизни истекал. Но я не хотел потерять власть. Только Хоррам Кабир мог это сделать... И теперь, когда мне удалось, я никогда не отступлю. Я буду править своей державой так, как ни один другой владыка.

Я старался побороть сокрушающий прилив честолюбия.

— Но ты никогда не увидишь дождя, не выпьешь Райского Молока, не прикоснешься к красивой женщине.

Я почувствовал, как его хватка ослабевает, и прикоснулся к амулету. О, Хана, вспомни своего несчастного Ринга!

— Хана? — неожиданно Кабир перестал быть хозяином мира. Он был попросту старым одиноким человеком, отчаянно тоскующим по жизни. И мне неожиданно стало его жаль.

— Ринг! Что с тобой происходит?

— Что? — я лежал на пульте и пробовал вспомнить, как это случилось. — Прошу прощения, — я с трудом сел прямо.

— Что происходит? — он колебался между возмущением и беспокойством.

— Я думаю, что потерял много крови, — неизвестно почему, но мне это показалось забавным и я начал смеяться.

— Это вовсе не смешно!

— Это правда.

Сознание того, что я должен сидеть и вспоминать до тех пор, пока не умру от потери крови, привело к тому, что я неожиданно почувствовал страх, холод.

— Прости, Ринг. Я не отдавал себе

отчета в этом... Я не хотел. Это так много значит для меня...

— Бедный ты, бедный, — подумал я. — Бедный Хоррам Кабир, несчастный ты сукин сын. Ты хочешь только того, чего хотел и я... чего мы все хотим — свободы, права жить собственной жизнью... но другим ты не позволяешь иметь того, что они хотят... Но и ты не можешь этого иметь. Итак, в чем же заключается твоя проблема? Какой ужасной должна быть жизнь в такой тоске? Я почувствовал отчаяние и сожаление, но я не знал, чье это чувство.

— Перестань, Ринг! Ради бога, перестань!

Неожиданно я пришел в себя и глубоко вздохнул.

— Что ты от меня хочешь? Зачем ты явился сюда, Ринг? Зачем?

— Вход! — подумал я. — Я должен сделать для кого-то вход, брешь в твоей системе...

Мне не удалось вспомнить, для кого именно я работаю.

— Кто они?

— Не знаю. Мне известно только, что это определенная группа людей, которые хотят быть свободными.

— Хорошо! Делай то, зачем пришел!

— Что???

— Я предоставляю тебе свободу действий. Делай то, что хочешь. Я не помешаю тебе.

Неужели я действительно слышал это?

— Но почему?

— Потому что ты пожалел меня, Ринг. Все жалеют тех, кого угнетает тиран. Но немного таких, которым жаль и тирана. Тебе жалко всех... и поэтому я твой должник, Ринг. Ты настолько искренен, что я почти чувствую твою жалость, и столь благородное желание заслуживает вознаграждения...

Он отступал, как черепаха, прячущаяся в свой панцирь.

— Но я человек дела, Ринг. Итак, давай договоримся. Ты — единственный человек, который может дать мне то, что я хотел бы иметь. А я хочу иметь возможность видеть твоими глазами, хочу узнавать, какой ты на самом деле. Эта брешь будет существовать так долго, как долго ты будешь приезжать сюда. Давай договоримся, что ты будешь приезжать сюда раз в месяц и удовлетворять мое любопытство.

— По рукам! Я вернусь, если мне удастся выбраться отсюда живым. Это значит...

— Я позабочусь об этом. Делай то, зачем сюда прибыл!

Система отозвала стражу, и поднятые мосты были опущены...

Этанак изменил все быстрее, чем я успел подумать.

— До свидания, Ринг. Береги себя. Помни, что ты уже не принадлежишь самому себе, — раздалось в моем мозгу хихиканье, но через мгновение там было только мое «я».

«САЛАД!» — не экране снова появилась самая превосходная надпись, которую я когда-либо видел в своей жизни. — «ОТВЕЗИ МИСТЕРА РИНГА В БОЛЬНИЦУ! НЕМЕДЛЕННО!»

Салад встал из-за столика и внимательно посмотрел на надпись. Потом он уставился на меня. Сейчас он имел злющий вид того палача, которому только что объявили, что король отменил свой приговор.

— Да, господин Кабир, — тихо произнесли его губы.

Мне пришлось собрать все свои силы, чтобы отключить Этанак от пульта, несмотря на то, что на этот раз со стороны машины не было никакого сопротивления. Потом я выключил компьютер, и комната неожиданно погрузилась в темноту.

Салад зажег фонарь прежде, чем я успел найти свой и сознательно направил луч света прямо мне в глаза... так светят только на допросах.