Пыльца фей и заколдованный остров
Шрифт:
Остров содрогнулся. Мать-Голубка поняла, что это означает.
— Моё яйцо! — запричитала она. — Мой волшебный дар острову! Оно погибло!
Глава ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ.
Расколов яйцо, гроза стала стихать. Струи дождя поредели. Ветер начал ослабевать. Небо на востоке посветлело. Динь очнулась. Она лежала ничком на разбитой фарфоровой тарелке. Каким-то чудом ей удалось не порезаться. Голова болезненно пульсировала. Фея пощупала свой лоб, на нём была шишка не меньше перечного зерна. Что случилось?
Постепенно к ней стала возвращаться память. Она было вскочила, но тут же опять упала. У неё всё кружилось перед глазами. Нужно же разыскать Мать-Голубку! Она стала подниматься, на этот раз медленно и осторожно. Динь шла, едва переставляя ноги и поглядывая в небо, опасаясь ястребов.
На ней уже почти совсем не осталось пыльцы, так что по-настоящему лететь она не могла. Она только так, чуть-чуть, время от времени подлетала, а в основном шла пешком. Фея миновала поваленную бамбуковую рощу, всю засыпанную оборванными ветками и камнями. Поперёк лежала мачта, унесённая ураганом с пиратского корабля. На пути ей встретились обезумевшая от страха белочка и жаворонок с окровавленным хвостом. Она обещала жаворонку, что поищет фею, чей талант — лечить зверей и птиц.
Повсюду феи пытались привести себя в порядок и помочь в этом друг другу. Королеве Ри удалось наконец вытолкнуть ботинок из дупла, где она застряла так надолго. Разведчик услышал крики о помощи и снял Рени с ветки. Мать-кротиха вернулась в нору к своим деткам, так что Бек смогла удалиться. Теренс наконец разжал руки, отцепившись от корня, который он так долго судорожно сжимал. Он был весь в грязи, но зато остался жив.
Прилла первая обнаружила Мать-Голубку. По дороге она свалилась в ручей Хавендиш. Она рисковала утонуть, но течение было таким стремительным, что мигом вынесло её к морскому берегу, где она смогла вскарабкаться на песчаный холм. Когда понемногу стало светать, она увидела Голубку.
Прилла ринулась к ней по песку. Крылья Голубки лежали как-то неестественно, под углом, а перья были все облеплены песком. Мать-Голубка позвала:
— Прилла...
Слёзы так и лились у Приллы по щекам.
Мать-Голубка проворковала так тихо, что Прилла едва её расслышала:
— Прилла... Я надеялась, что ты придёшь...
— О, Мать-Голубка... Ох!
Возможно, дело было в том, что Прилла была так молода, а может быть, в том, что она не сгибалась и не горбила плечи, даже когда плакала, но фея сумела передать Матери-
Голубке заряд бодрости, и той вдруг поверилось, что её яйцо ещё можно спасти. А если будет спасено яйцо, то и она сама тоже выздоровеет.
Она как бы нырнула в глубины своей собственной мудрости, а ещё погрузилась мыслью в островные предания. И пришла к заключению, что шанс ещё оставался.
Поскольку яйцо возникло в огне и погибло тоже в огне, возродить его сможет не что иное, как огонь. Только необычайно жаркий, такой, как в аду. А где же можно разыскать подобный огонь? Ведь вулкан Тортс не извергался уже несколько веков...
Правда, там, в пещере, был заключён огнедышащий дракон Кито.
Но с чего бы ему вдруг захотеть оказать феям помощь? Он ведь никогда не отличался добротой.
Мать-Голубка набрала в грудь воздуха.
— Найди королеву Ри и Бек, — попросила она Приллу. — Приведи их ко мне.
Прилла кивнула и бросилась прочь, перемежая бег краткими полётами. Мать-
Голубка закрыла глаза и задумалась.
Прилла была на полпути к Приюту Фей, когда ей встретилась Бек — она, прихрамывая, направлялась в сторону морского берега. Прилла показала ей, в каком направлении идти к Матери-Голубке, и побежала дальше.
Вскоре она обнаружила королеву Ри и Динь. Последняя прикладывала кусок льда к шишке на лбу. Королевскую тиару сдул и унёс ветер, но Прилла узнала королеву по её горделивой осанке, по посадке головы и пронзительному взгляду.
Ри и Динь примостились на ветке как раз над разрушенным яйцом. Почерневшая скорлупа развалилась на три части. В самом большом куске застряло немного золы. Это было всё, что осталось от яйца.
— С Матерью-Голубкой, должно быть, что-то случилось. Она сама ни за что бы не покинула яйцо, — произнесла Динь.
— Разведчики ищут, только кто знает...
Обе они представили себе те ужасы, которые могли постигнуть Мать-Голубку.
Прилла принялась карабкаться на боярышник.
— Если даже с ней всё в порядке, — сказала Динь, — то, увидев яйцо, она заболеет.
Прилла наконец долезла до них и присела в реверансе, приветствуя королеву и не
зная, что у фей на острове это не принято. Она рассказала им про Мать-Голубку.
Все трое поспешили на берег. Там Бек, вся в слезах, гладила Голубкины перышки. Королева Ри тоже расплакалась, а следом и Динь не смогла сдержать слёз.
Прилла, которая уже выплакалась до того, стала думать: может быть, у неё есть талант разбираться с последствиями урагана?
— Тебе больно? — спросила Ри.
— Не очень, — шёпотом отозвалась Мать-Голубка. Бек-то знала, что та испытывает почти невыносимую боль.
— Перья не будут линять, — прошептала Мать-Голубка. — Я слишком слаба.
У Ри тут же мелькнула мысль: «Значит, не будет и фейской пыльцы. Никакого волшебства, никакой защиты от ястребов, никакой безопасности!»
— Я бы поправилась, — сказала Мать-Голубка, — если бы яйцо... Если бы мы смогли возродить его, если бы оно снова оказалось со мной.
«Но оно разбилось и сгорело», — подумала Прилла. А Динь сказала себе: «Я чинила кастрюльки, повреждённые ещё и посильнее».
— Возродить? Но как? — спросила Бек.
— Это будет нелегко, — превозмогая боль, ответила ей Мать-Голубка.
Ей было трудно говорить. И когда она замолчала, королева Ри велела Прилле, Бек и Динь пойти и прислать к ней сюда, на берег, всех-всех фей.