Пыльца фей и заколдованный остров

Ливайн Гейл Карсон

Берег находился примерно в полумиле от них, и при такой скорости было весьма сомнительно, что они сумеют до него добраться.

Прилла жалела, что у неё нет такого же кинжала, как у Рени. Она жалела, что вся не вымазана маслом, чтоб можно было выскользнуть из Крюковой лапищи. Она жалела, что не может вдруг исчезнуть с корабля и оказаться рядом с Рени и Видией.

Крюк, не разжимая пальцев, стал зажигать фонарь с помощью своего крюка и зубов. Он уже раньше наловчился это делать в одну минуту.

У Приллы мелькнула надежда. Он разожмёт кулак, чтобы поглядеть

на неё, и тогда она сможет улететь. Конечно, если он не повредил ей крылья.

Рени и Видия летели уже совсем низко над водой. К их облегчению, ветер подул им в спину. Это помогло какое-то время не терять высоты. Но Рени уставала всё больше и больше.

Крюк сумел зажечь фонарь. Он подошёл к иллюминатору и задраил его. Затем он направился к двери. Для Приллы готовилась ловушка.

Рени и Видия боролись с потоком воздуха, который прижимал их к воде. Видия уже почувствовала брызги волн на своих лодыжках.

Крюк был уже в трёх шагах от двери. Прилла в отчаянии вгрызлась в его указательный палец так сильно, как только могла. Она выплюнула его кровь, ярко - красную, отравительную, вкусом напоминавшую заплесневелый сыр. Потом укусила его снова. И ещё раз. Побывавший в стольких битвах, Крюк был достаточно равнодушен к боли. Он сделал ещё два шага, прежде чем поглядел на свою руку...

И увидел кровь. Единственное, чего боялся капитан Крюк, — так это тикающего крокодила и вида своей алой крови. Он вскрикнул и разжал кулак. Прилла чуть было не ударилась об пол, но крылья её успели расправиться, и она полетела. Она вылетела из каюты, потом рванулась вверх над коротким пролётом лестницы, ведущей на палубу, и понеслась над волнами, торопясь догнать Рени и Видию.

Море было огромным. Прилла старалась отыскать глазами их огоньки, но уже стало светать, а при дневном свете фейское свечение не было так уж заметно.

Прилле показалось, что она разглядела какую-то искорку в отдалении. Она устремилась туда, в душе надеясь, что это всё-таки не Рени и Видия. Уж очень близко к

воде была эта искорка. Прилла прибавила скорость, хотя после борьбы с Крюком сил почти не осталось.

— Я лечу к вам! Не тоните! — прокричала она. Но её голос заглушил плеск морских

волн.

От берега фей отделяла всего четверть мили, но Рени и Видия опустились ещё на один дюйм... Прилла приближалась к ним, но не так быстро, как надо бы.

Рени уже подумывала, не посоветовать ли Видии бросить мундштук и спасаться.

И ещё одним дюймом ниже.

— Бросай! — крикнула Рени, сама продолжая цепляться за мундштук.

Но Видия тоже не хотела сдаваться.

— Нет! — крикнула она в ответ.

— Я лечу к вам! — раздался голос Приллы.

Но ей было никак не поспеть вовремя. Надежды не оставалось.

Глава ДВАДЦАТАЯ.

На этом поискам мог настать конец. Рени, Видия и Прилла могли бы утонуть. Но остров Нетинебудет этого не хотел.

Он следил за ними, невидимо их ободрял и поддерживал. В его планы не входило, чтобы они потерпели поражение. Он взял и пододвинул берег к ним поближе. Когда Рени и Видия свалились в море, приготовившись умереть, оказалось, что вода доходит им всего лишь до колена.

Их настигала волна. Они из последних сил рванулись к берегу, подтащив мундштук, и рухнули на песок. Но оставаться там было опасно. На таком открытом месте можно было сделаться жертвой ястреба. Совершенно изнемогая, феи поволокли мундштук под укрытие нависающей над пляжем скалы. Прилла подоспела и помогла.

И все трое свалились без чувств.

Холодный осенний ветер гулял по острову, хотя раньше Нети-небудет не знал ни осени, ни зимы, а только весну и лето.

Питер Пэн проснулся и увидел рядом с собой на постели дюжину молочных зубов. Сми, боцман на пиратском корабле, никак не мог вспомнить, куда он подевал свои очки. У медведя, живущего на острове, что-то уж очень разболелись коленки. Он чувствовал, что в воздухе носится запах улья, но никак не мог определить, откуда он исходит — с севера или с юга.

Возле Дерева-Дома королева Ри ёжилась от холода в своём лёгоньком, сшитом из папоротника одеянии. Воробьиный человечек подбежал к ней со странной новостью: во всей округе за одну ночь поспели и попадали с веток орехи. Сначала она даже обрадовалась. А потом поняла: муки из этих орехов всё равно не сделать, мельница не будет молоть без пыльцы. И все умрут с голоду.

В полусне Мать-Голубка подумала: «А где же яйцо? Почему я его не чувствую?» И тут же всё вспомнила. Сердце её сжалось. И ещё за эту ночь что-то случилось у неё с глазами, она видела всё точно в тумане.

Она повернула голову, ища взглядом Динь.

— Я здесь, — сказала Динь, стараясь улыбаться, чтобы только не заплакать.

Мать-Голубка прошептала:

— Поговори со мной.

Динь не знала что и сказать. Потом вспомнила про сковородки и кастрюльки, которые лежали на её рабочем столе.

— Дульси принесла мне на прошлой неделе формочку для печенья, — начала она. — Формочка не желала вырезать из теста ничего другого, кроме клеверных листочков. Дульси пробовала...

Если бы Мать-Голубка была здорова, она бы с интересом выслушала всё, что рассказывала ей Динь. Но сейчас она не могла сосредоточиться.

— Не надо про формочки, Динь. И про кастрюльки тоже.

Не надо про кастрюльки? Но Динь больше ни о чём не умела вести беседу. Фея задумалась на целых пять минут. Она вынула свой кинжал и стала вертеть его в руках. Затем заговорила:

— При нашей первой встрече с Питером Пэном я спасла его от акулы. — Она до сих пор никому об этом не рассказывала. Она вообще не любила говорить про Питера.

«Так-то лучше», — подумала Мать-Голубка. Она устроилась поудобнее и заставила себя слушать Динь.