Пыльные перья
Шрифт:
– Если скажешь, что это было не впечатляюще, то ты начисто лишен вкуса.
Грин не заметил, что довольно ухмылялся все это время, подобные вылазки были в равной мере жуткими и подогревающими кровь.
– Тебе расцарапали все лицо, Марк. Это действительно впечатляет.
Говорить было легко, еще легче было на секунду забыть о колдунах, хотя все присутствующие прекрасно понимали, что о них забывать нельзя. Или Мятежный делал вид, что понимал.
Колдуны не из нашего мира…
Они подошли к машине. Пока Грин шарил в багажнике в поисках аптечки, Мятежный продолжал довольно ворчать что-то на предмет недавней
Мятежный не был сентиментален по отношению к бесам или кому-либо еще, Грин смутно подозревал, что он бы с радостью ввязался и в драку с болотником, одержимый единым суицидальным порывом, и что единственная причина, по которой он этого не сделал, – это Грин. Потому что Грин кинулся бы его спасать. Потому что он терпеть не мог насилия. Потому что. Причин было множество, Мятежный, в свою очередь, предпочитал прикидываться нерешаемым пазлом и выкручивал каждую свою эмоцию до предела.
– Поворачивайся, приведем тебя в порядок.
Мятежный обернулся тут же, в голове у Грина прозвучали Сашины слова: как всегда, в десяточку, как всегда, выбивающие из колеи. Он только с тобой бывает послушен. Ты скажешь: прыгай. И он прыгнет. Валли подобное мастерство обращения с Мятежным и не снилось. Саша, которая наотрез отказалась ехать с ними (не в первый раз) и, скорее всего, сейчас с умным видом читала книжку, скроллила соцсети или просто гуляла по городу, лето же. Саша, которая, даже отсутствуя, умудрялась видеть их насквозь и быть правой на сто процентов.
Пока Грин обрабатывал ему лицо, Мятежный не двигался с места, стоял как влитой и даже дышал будто бы через раз. Видеть его настолько неподвижным было как минимум непривычно, как максимум обезоруживающе.
– Тебя это убьет однажды, знаешь? Пусть не болотница, но найдется противник, которого ты точно так же нелепо недооценишь. И он достанет тебя. Если не перестанешь быть настолько безрассудным. – Мятежный не дернулся, только улыбнулся шире. Ты смешным это находишь? В самом деле? Смешным? Это для Грина было почти обидно, если бы он мог тратить оставшееся ему время на пустые обиды. То, как небрежно Мятежный распоряжался своей жизнью, бросаясь в любую передрягу, когда рядом стоял он, Грин, который яростно хотел жить. Это не казалось ему честным. И потому он молчал, в этот раз и множество других. Мятежный отозвался негромко:
– В таком случае я сыграю на опережение, без тебя здесь будет невероятно скучно.
– Попробуй не убить себя хотя бы для меня, хорошо, Марк?
Мятежный, среди всего прочего списка достоинств, ненавидел останавливаться. Ты пытаешься удержать его на месте секунду, он упоенно срывается с цепи и уходит в отрыв на несколько дней. Грин его держать не пытался. Никогда. Уберечь? Помочь? Возможно. Марк Мятежный был его первым другом, не в Центре даже – в жизни. И ближе Марка у него никого не было. За что Грин ему был безмерно благодарен – Мятежный никогда не отводил глаз, даже если ему в некоторые моменты очень этого хотелось. Например, сейчас.
– Я попробую. Но ничего не обещаю.
Может
Лето – удивительное, самое светлое время года. И по мере того, как становилось теплее, как ночи становились короче, в области устанавливалось подобие гармонии.
Может быть, Валли и сходила с ума. Но потрясающее чутье ее никогда еще не подводило.
Область была тревожна, волновались бесы и волновались люди, все будто сжалось в ожидании чего-то большого и жуткого. Никто не говорил об этом, никто не пытался даже упоминать вслух. Но все это чувствовали.
Потому младшие сотрудники Центра и сама Валли носились как ненормальные по всей области в поисках малейшей зацепки. К делу подключили даже яростно упирающуюся Сашу, которая традиционно не желала иметь ничего общего с работой в Центре. «А можно отмотать обратно к тому золотому времени, когда мы просто собирали мусор в лесу по просьбе взбешенного лешака, который завывал на одной ноте про экологическую катастрофу и засилье пластика?..» Москва ждала внятного отчета о виноватых в трагедии, сама Валли требовала от себя внятного отчета, бесы проявляли свойственное им упрямство и категорически отказывались хоть как-то участвовать в происходящем, только твердили, что колдуны к их миру не имели отношения. Колдуны имели весьма слабое отношение и к миру человеческому, судя по всему. Откуда же они тогда взялись? И где их теперь искать?
В области исчезали животные. Людей больше никто не трогал, царила все та же густая тревожная тишина. В области появилось больше заложных мертвецов и упырей, они будто стекались откуда-то, будто что-то их звало.
Не ходите одни. Не оборачивайтесь. Не верьте голосам. Не заглядывайте под мосты или в подвалы. Даже в очень густой кустарник. Вас там непременно кто-то ждет. Кто-то очень одинокий. И очень голодный.
О том, что полевые миссии и физические нагрузки выжимают из Грина жизнь, Саша знала прекрасно, потому тем же вечером обнаружила себя на пороге его комнаты. Комната была прямым продолжением хозяина, полная воздуха и пространства, замечательно чистая. Саша делала вид, что не замечает густой лекарственный запах, и концентрировалась на парфюме, на шевелящихся перьях ловца снов. Пока большинство из них приобрели замечательный загар, Сашины волосы выгорели почти до белого, а Грин из просто бледного начал отдавать зеленым.
Когда Грин зашел в комнату, он выглядел смертельно уставшим и примерно настолько же потерянным. Он не сразу смог поймать Сашу в фокус глаз, но как только ему удалось, внутри у него будто зажглась новая лампочка. Мальчишка не умел улыбаться просто так, это было бы слишком легко. Он сиял ярче солнца.
Грин, может быть, выглядел удивленным, но не подал виду. Саше нравились прохладные и тихие летние ночи, они казались ей тем ценнее, чем больше случалось за короткие темные часы. Грин остановился рядом с ней, предусмотрительно не пересекая личных границ.