Пытка любовью
Шрифт:
Минут через двадцать Игорь получил через кобуру чулок. В чулке было немного махорки, два кусочка газеты на две самокрутки, пять спичек и кусочек бумаги от коробка, чтобы зажечь спичку.
– А бумаги с карандашом нет?
– спросил он в кобуру.
– У них нет. Но у нас есть пачка от "Примы" и кусочек карандаша, - прозвучал ответ.
– Засылайте, - сказал Игорь.
Игорь написал на внутренней стороне бумажной половинки пачки, которую ему заслали через кобуру: "Держу голодовку восьмые сутки. Третий раз сижу по пятнадцать суток ни за что. Требую прокурора по надзору, но его не вызывают.
Больше слов не поместилось. На обратной, красной стороне половинки пачки с белой надписью "Прима", он написал адрес своих родителей, и сразу же загнал чулок в соседнюю хату.
– Нужно срочно передать на волю, чтобы отправили письмом по почте. Передайте кому-нибудь на выездной объект, - сказал Игорь.
– Не волнуйся. Отправим сами. У нас есть канал. Надёжный. Твоя ксива уйдёт письмом завтра. У нас один завтра выходит, - услышал Игорь из-за стены.
– Спасибо! Смотрите, что б не попался! Это очень важно!
– сказал Игорь, и услышал в ответ:
– Сделаем. Будь уверен в этом.
–
– Хорошо. Расход, - сказал Игорь слова, обозначавшие "конец связи".
Игорь бросил курить, войдя в лагерь, как и приказал себе ещё в тюрьме. Он не курил уже более года. Но сейчас ему нужно было хоть как-то воздействовать на свой организм, постоянно требующий пищи. Игорь подошёл к двери камеры, прислушался, и свернул самокрутку с махоркой. Этому он научился в тюрьме.
Прислушиваясь у двери, Игорь зажёг спичку, чиркнув спичку о бумажку от спичечного коробка, прижав его пальцами к косяку дверного проёма. Он прикурил самокрутку, выпустив раза два-три при этом дым в воздух, а затем сделал первую затяжку. От этого у него перед глазами пошли коричневые круги в чёрную крапинку. Он почувствовал, что его тянет назад, и, чтобы не упасть, он сделал несколько быстрых шажков, попятившись назад, пока не упёрся в стол, чуть не сев при этом на него.
Холодный металл рамы стола, сваренного из металлических угольников, холодом ожёг его. Игорь выкурил самокрутку, стоя у стены, рядом с дверью. В голове у него кружилось после каждой затяжки дымом, как от водки. Он выкурил всю самокрутку, и почувствовал, что как бы не чувствует голода.
"Ну, вот и нормально, - подумал он, - Теперь жить можно".
На девятый день, проведённый Игорем в камере-холодильнике, на утренней проверке был ДПНК майор Азаров, который был самым интеллигентным ДПНК в лагере. (ДПНК - дежурный помощник начальника колонии).
– А здесь что такое?
– Изумился тот, чуть не споткнувшись о миску с борщём у порога и глядя на пайки хлеба, стоящие на столе.
– Я голодовку держу, гражданин начальник, - сказал Игорь, - Во всех "заявлениях" я просил встречи с прокурором по надзору. Когда он приедет?
–
– В каких "заявлениях"?
– спросил недоумённо майор.
– Я написал четыре "заявления" о том, что объявляю голодовку. Мне каждый раз говорили, что моё "заявление" где-то затерялось.
–
– Сколько дней вы держите голодовку?
– спросил он у Игоря.
– Двенадцатый пошёл, - ответил Игорь.
– Почему его здесь содержат?
– обратился Азаров к дежурному прапорщику ШИЗО.
– Не знаю, товарищ майор, - ответил тот, - Голодающих через три дня отсаживают из общих камер в одиночки.
– Я только что из отпуска. Сейчас разберусь с вашим вопросом, - сказал Азаров Игорю и вышел из камеры.
Минут через десять дверь в камеру Игоря вновь открыли, и Азаров сказал, обращаясь к Игорю:
– Есть единственная пустая камера, которую подготовили к ремонту. Она на восемь мест, и в ней разбито окно, но там кажется теплее, чем здесь. Я чуть позже распоряжусь, чтобы окно застеклили. А сейчас я всё же переведу вас туда.
–
В новой камере, несмотря на отсутствие куска стекла в четверть маленького окошка, Игорю показалось так тепло, что он через пять минут уже спал на одних из деревянных нар. Он спал почти целые сутки, не просыпаясь. Его, по-видимому, даже не разбудили на утреннем обходе.
Проснувшись и свесив ноги с нар, Игорь посмотрел на окно и увидел, что в него вставлен внахлёст кусок стекла, а сквозь решётку наискось бьют солнечные лучи. Справа от себя, на нарах, он с удивлением обнаружил чуть смятую сигарету, пять спичек и маленький кусочек от спичечного коробка, чтобы зажечь спичку.
– Тот зэк, кто вставлял стекло, был "со стажем", - подумал Игорь с благодарностью к неизвестному человеку.
Он подошёл к двери камеры, прислушался и, чиркая спичкой по кусочку от спичечного коробка, зажёг её, и прикурил сигарету. Стоя у двери и пуская дым в сторону вверх, чтобы дым быстрее рассеивался, он с удовольствием выкурил пол сигареты. Голова у него закружилась от дыма сигареты после первой же затяжки, и даже чуть потемнело в глазах.
Он спрятал оставшийся окурок в щель между доской нар и металлическим уголком их рамы у стены и с удовольствием умылся холодной водой под раковиной. Вытер рукавом воду с лица, и в это время в коридоре послышались звуки шагов нескольких сапог. Дверь в камеру открылась, и Игорь увидел Ваню-ваню с тремя прапорщиками. Двое из прапорщиков были прапорщики Морковские, или Братья-морковки, как прозвали их зэки, а третьего, со слащавым лицом садиста, Игорь видел впервые.
– Выходите из камеры!
– сказал Ваня-ваня. Игоря завели в какую-то комнату, в которой был зэк-санитар из зоновской больнички в белом халате с большой сумкой. В сумке были видны какие-то никелированные мед. приспособления и тонкиий розовый медицинский шланг. Ещё в этой комнате был незнакомый Игорю прапорщик.
– Сейчас мы будем делать вам принудительное кормление через рот. Но если шланг не пройдёт, то будем делать кормление через задний проход. Пищевод у вас уже сжался, так что шланг, скорее всего не пройдёт, - говорил Ваня-ваня, пытаясь, как и всегда выглядеть как-то "более интеллигентней", чего у него никогда не получалось, и над чем часто надсмехались зэки.
Игоря усадили на стул, закоцали наручниками руки за спинку стула и раскрыли его рот каким-то никелированным разжимом, взятым из сумки санитара. Зэк-санитар начал засовывать медицинский шланг в горло Игорю. Через десять минут пищевод Игоря уже болел до половины груди, расцарапанный шлангом, который вновь и вновь пытался протолкнуть санитар. Он вновь вытаскивал и обтирал его, смазывал вазелином, и вновь пытался протолкнуть его до желудка Игоря. Четыре прапорщика держали Игоря за плечи и предплечья.