Пытка любовью
Шрифт:
Это быстро понимали вновь прибывшие на областную больничку зэки. Им рассказывали и о том, что она сама где-то доставала или сама покупала для тяжелобольных зэков те лекарства, которых не было в больничке. Как она по несколько раз в день заходит в палаты к тяжелобольным. И о том, как она "чуть ли не своими руками выгребала г...но" из-под тяжелобольного зэка. Как обмывала его водой, вытирала его, меняла простыни, и подтирала пол возле его кровати, когда работавшего медбратом зэка, который и должен был всё это делать, увели за что-то менты (дежурные прапорщики) из больнички в ШИЗО (в штрафной изолятор). Потом она сняла резиновые перчатки,
Мылась она после этого в зэковской душевой. А там не было и защёлки на дверях, и замок был сломан. Перед заходом в душевую Таисия попросила бывших в коридоре зэков, чтобы они сказали другим, что она будет мыться, и чтобы кто-нибудь случайно не вошёл. Эта весть мгновенно облетела всех зэков второго этажа.
А первый этаж больнички был всегда заперт на ключ. Там располагалось туберкулёзное отделение, и зэкам второго этажа вход туда был строго запрещён. Зэков через вход на первом этаже лишь проводили после этапа на второй этаж и также уводили на этапы по "своим" зонам. Вольный медперсонал уходил и приходил на работу ежедневно через эту дверь с глазком в ней. Открывал её прапорщик, дежурящий на первом этаже, в фойе, у входа в больницу, в застеклённой будке-конторке.
Никто из зэков тогда не зашёл, и даже не заглянул в душевую, где мылась красивая голая женщина. Единственная вольная женщина, среди голодных зэков, на всём втором этаже больнички. Зэки только смотрели дурными глазами друг на друга, зная, что это так. Но никто не мог оскорбить хоть каким-то действием любимую всеми зэками Тайку. Ведь этим бы он оскорбил всё то человечное и справедливое, что "сидит глубоко в душе" у каждого человека. В том числе и почти у каждого подлого совейского зэка, кроме лишь некоторых, из пидоров и козлов. Но быть похожим на таких "некоторых", никто из зэков второго этажа не хотел.
Увидев, что после выхода из душевой Таисия прошла в свой кабинет с головой, повязанной простым вафельным белым больничным полотенцем, несколько зэков достали из своих сидоров (вещмешков) для неё свои, большие новые и махровые. Они берегли их, вытираясь после душа "больничными". Четыре или пять зэков передали их Таисии в кабинет через пожилую вольную медсестру с первого этажа, которая в это время случайно зашла по каким-то делам на второй этаж в сопровождении зэка-медбрата с первого этажа.
Ходит и лагерный слушок о том, что тот зэк, чьим полотенцем сушила Таисия свои волосы, целый год потом берёг это полотенце. Не вытирался им сам, а лишь иногда, достав из целлофанового пакета, нюхал его, блаженно закатывая при этом глаза, и покачивал головой, как обалдевший.
Таисия же вернула этому зэку его полотенце через день после того случая свежевыстиранным и свежевыглаженным. Но что взять с голодного совейского зэка? Ведь могла же Таисия в своём кабинете вытирать им и не только свои волосы, но и ещё раз обтереть им и своё тело. Чего ей стесняться в своём кабинете, закрытом на ключ, вольную санитарку с первого этажа?
Да и почему зэки так решили, что полотенце было выстирано и выглажено? Да неважно, что слышали, как она сама это говорила. Да ведь может быть и так, что полотенце было просто просушено ею, и аккуратно сложено. Ведь Тайка могла и забыть, что не выстирала его. Ведь у неё же "пол черепа нет своего"! Попробуй, с такой "худой крышей", да всё упомнить. Про какое-то там полотенце. Да оно ведь бабьим духом пахнет!!!
При выписывании Игоря из больницы Таисия сказала ему, что ему придётся ещё полечиться на "своей" зоне. Объясняла она это тем, что это просто нужно, потому, что у Игоря длительное время не было необходимого курса лечения. Сказала, что у Игоря был жидкий плеврит, и после плеврита осталось "небольшое пятнышко на левом лёгком". Что она не откачивала у него скопившийся гной из плевры лёгкого шприцем, а применила иной метод лечения, увидев достаточную силу его организма. Сказала, что сейчас она не может выписать его "от себя" на первый этаж, в туб. отделение, потому что оно переполнено. Сказала, что организм у Игоря достаточно сильный, чтобы бороться с болезнями, и пожелала ему, чтобы он полностью вылечился от побочных эффектов после жидкого плеврита.
Игорь вежливо попрощался, искренне пожелал ей счастья в жизни, и пошёл собираться на этап в "свою" зону. Этап должен был быть утром следующего дня. Собрав свои пожитки в небольшой рюкзак, с которого ещё на новосибирской пересыльной тюрьме один надзиратель срезал "от нечего делать" верхний брезентовый клапан, который, в принципе, не очень-то был и нужен, Игорь лёг на постель поверх одеяла. Лёжа на спине, он заложил руки за голову и подумал о том, что судьба распорядилась оставить его в живых в этом мерзком мире.
– Что ж, живи, подонок, - думал он про себя, - Посмотри ещё на мир, как через увеличительное стекло. Ведь маленькая зона, это почти то же самое, что та, большая, за колючей проволокой. Та, большая, также вся огорожена колючей проволокой, и её также охраняют солдаты доблестной армии. Но в маленькой зоне лучше всё видно, потому что далеко и ходить никуда не надо.
И, всё-таки, как хорошо, что и в этой маленькой зоне есть такие люди, как, например, Михалыч или Таисия. Каждый из них, - это один из тысячи или из нескольких тысяч. Они не оскотинились ни в большой, ни в маленькой зоне. И я не должен оскотиниться. Иначе - и жить мне тогда незачем. Если я стану скотом, то те знания, которые я понял, и которых ещё никто не знает, кроме меня, сделают этот мерзкий мир ещё омерзительнее. Если их, конечно, не разглашать всем, и использовать выборочно, в направлении бесчеловечности.
Нет, пусть уж лучше тогда я сдохну, а этот паскудный мир сгорит весь синим пламенем, как говорят в народе.
–
Игорь и думать не хотел, что подхватил тубик, да и не верил в это, потому что чувствовал себя вполне нормально, и не кашлял. Считал, что это пятнышко - лишь просто какой-нибудь рубец, который остался на плевре лёгкого после жидкого плеврита, и ему просто повезло от этого. Он полагал, что ему выпал редкий шанс в зоне, открывший ему возможность побыть хоть какое-то время "на кресту" (на освобождении от работ и хозработ по состоянию здоровья).
Вот только левая половина груди его стала несколько впалой. Но это из-за того, что он долгое время не дышал этой половиной груди, научившись дышать лишь одним правым лёгким. Он считал, что сможет разработать впалую половину, сделав её опять нормальной, ведь он когда-то был неплохим спортсменом, и разрабатывал многие свои мышцы. К тому же за эти чуть не три месяца, что он пролежал на втором этаже областной больнички, там же, но на первом этаже, от тубика (туберкулёза лёгких) крякнули (умерли) пятнадцать или шестнадцать зэков-тубиков.