Пытка любовью
Шрифт:
Дня через два в голове Игоря как-то сама собой всплыла банальная песенка из городского фольклора о несчастной любви богатой и знатной девушки дворянки, дочери графа, и молодого лакея, служившего в богатом графском доме её родителей. Эту песенку Игорь когда-то слышал в кампаниях своих сверстников-подростков по вечерам под гитару. Её исполняли не слишком часто, и она, казалось, уже была и забыта Игорем. Но она вдруг вспомнилась. И сейчас эта песенка о несчастной любви украдкой, постоянно всплывала в его голове, как он ни гнал её оттуда. И вскоре он начал постепенно сам ощущать и осознавать, насколько это мучительно любить украдкой.
В
Когда Игорь был уже недалеко от двери стационара, ведущей в вестибюльчик прихожей больнички, постоянно закрытая дверь кабинета-кильдыма Могилы, которая была слева от него, вдруг открылась, и в дверном проёме Игорь увидел фигуру Сани Колодина, которого в зоне звали Колодой, в одетом поверх зэковской одежды белом халате.
– Игорь, зайди. Поговорить надо, - сказал Игорю Колода, и Игорь вошёл вслед за ним, прикрыв за собой дверь.
В небольшом кильдыме Могилы, справа от входа в простенке был старый светлый двустворчатый шкаф для одежды, за ним, справа у стены стояла металлическая койка, застеленная старым "вольным" покрывалом. У окна был старый светлый письменный стол с одиноким стулом, а слева от стола у стены стояла светлая "вольная" тумбочка. Окно было занавешено старой тюлью, за которой были в задёрнутом состоянии маленькие больничные белые занавески, закрывавшие нижнюю половину окна. И лишь эта тюль на окне придавала кильдыму Могилы некий уют, отличавший его от кльдымов других совейских зэков, которые в разных, даже в самых невообразимых местах, создавались зэками на выездных рабочих объектах колонии.
– О чём разговор?
– спросил Игорь, проходя к столу, стоявшему у окна.
– Присаживайся на стул, - сказал Колода, садясь на кровать, - Можешь курить, - и он вынул из кармана пачку болгарских сигарет "Родопи" с фильтром. Он достал из неё себе сигарету и бросил пачку на стол рядом со старой алюминиевой пепельницей.
– Спасибо, у меня свои, - поблагодарил Игорь, доставая из кармана пачку болгарских сигарет "Интел" с фильтром.
По зоновским понятиям это говорило о том, что разговаривать будут два относительно равных зэка, имеющих довольно таки высокий зоновский "достаток". Колода прикурил сигарету от спички и, бросив её в пепельницу, сказал Игорю, который держал в руке сигарету не прикуренной:
– Кури, не стесняйся. Могилы сегодня не будет. Он на свиданке. Ключи у меня на все три дня. Можем говорить спокойно. А, если понадобится, и чайку можно будет заварить.
–
Эти слова были сказаны, с целью показать свою связь с тем, кто может в зоне довольно часто заходить в кабинеты хозяина и его замов. Это говорило и о том, что, при желании, этот заходящий в кабинеты человек может дать "где надо" и ту информацию, которая будет влиять на мнение зоновского начальства. А это, как правило, приносит и свои "плоды" в зоне, влияя в первую очередь на жизнь зэков, которые и будут затронуты такой информацией.
– О чём пойдёт базар?
– вновь спросил Игорь, присаживаясь на стул и помня о предупреждении
– У тебя как со Светкой?
– спросил Колода, как бы стряхивая пепел сигареты в пепельницу, хотя и стряхивать пока с неё было ещё нечего, и выпуская при этих словах дым из своего говорившего рта, - Ты любишь её?
–
После этих слов Игорь поднялся со стула. Он сразу же внутренне ощутил, что это начало "гнилого базара" человека, с которым у него никогда не было прежде вообще никаких отношений. А это уже говорило и о том, что такой базар для любого зэка совершенно лишний и не уместен в зоне. Такие разговоры могут быть в зоне лишь у проверенных долгими годами кентов, которые могут доверить друг другу нечто сугубо личное, которое не выйдет далее никуда, и не станет известным более никому.
– Это уже моё личное дело, - ответил Игорь, зная лишь то, что начало такого базара, затрагивает для него в первую очередь его любимую, ставшую для него самым дорогим в этом мире, - А в личные дела даже прокурор не лезет. Или, "у кого что болит, тот о том и говорит"? Пока. -
Эти слова Игорь произнёс довольно твёрдо, хотя и спокойно, глядя Колоде в лицо, и это, как он увидел, произвело своё впечатление. Колода не окликнул Игоря, когда тот выходил из кильдыма Могилы. Это бы означало в зоне "лезть человеку в душу", что вообще было недопустимым в зэковской среде.
Светлана, узнав от Игоря о случившемся, была очень расстроена этим. Все недолгие минуты, оставшиеся до конца обеденного перерыва, она только и говорила Игорю о хитрости и коварстве Колоды. И даже в конце рабочего дня, она опять переключилась на эту тему, и прекратила её лишь тогда, когда Игорь пообещал ей вообще никогда не разговаривать и не общаться с Колодой.
Всё это отняло у Игоря те малые минуты, которые были у него ежедневно для близкого общения с любимой Светкой. И Игорь весь этот вечер, после рабочего дня, в сердцах материл Колоду, отнявшего у него эти редкие и драгоценные минуты.
На следующее утро, Игорь, обнимая и целуя любимую в их укромном месте, рядом со шкафом-сервантом, вновь услышал от неё о том, что Колода может погубить все их отношения. Светлана вновь тихо просила Игоря никогда не общаться и не разговаривать с ним, потому что Колода очень хитрый человек. Игорь ещё раз пообещал это своей любимой, но уже не выпуская её из своих рук, стосковавшихся по ласкам её тела. И Светлана, наконец, успокоилась, отдавшись на короткие минуты этим ласкам.
Перед самым обедом, когда Светлана пошла с очередным пациентом в кабинет зубного врача, Игорь обрабатывал на станочке золотую коронку. Дверь в кабинет за его спиной была открыта, и он постоянно поглядывал в маленькое зеркальце заднего вида. Спереди справа от маленького наждачного станочка, на столе лежала специально приготовленная грязная промасленная тряпка, оторванная когда-то от старого вафельного полотенца. Спереди слева от станочка лежало также грязное, но чуть почище той тряпки вафельное полотенце, на котором лежали обработанные и необработанные зубные коронки из нержавейки. Одна же чуть обработанная коронка, надетая на специальную палочку для удобства её обработки, лежала на столе у станочка, ниже промасленной грязной тряпки.