Пзхфчщ!
Шрифт:
— Немая, что ли? — хмыкнула Нина Ивановна и, не дождавшись ответа, приказала той ложиться на кровать для родов.
Девка легла послушно, раздвинув ноги.
Через минуту Нина Ивановна уже хлопотала возле роженицы, подсказывая, какую позу лучше принять, и предупреждая, что если та вздумает брыкаться, то получит сдачи. Павел Борисович стоял рядом, зевал и хмуро бормотал что-то вроде «как мне это все остоипиздело».
Однако стоило роженице слегка напрячься,
— Ну надо же, — удивилась Нина Ивановна, — первый раз такое вижу.
Павел Борисович хмыкнул, но ничего не сказал.
Ребенок лез бойко, деловито, словно уже не в первый раз. Казалось, он даже не нуждался ни в чьей помощи. Через минуту он уже был в руках у акушерки — пухлый, довольный, розовый. Нина Ивановна отточенными движениями пережала и перерезала пуповину.
— Сын? — тихо спросила роженица, приподнимая голову.
— Сын, сын, — хмуро отозвалась акушерка, обтирая младенца.
— Значит, Кузя, — улыбнулась роженица.
— Да ё-моё! — неожиданно разозлился гинеколог. После чего махнул рукой и вышел вон.
— Чего это он? — удивилась роженица.
— Да сегодня что ни имя, то черт-те что. Одна — Лукерья. Двойня — так те вообще Пантелеймон и Варфоломей.
Нина Ивановна растерла Кузе спинку, чтобы он закричал, но так как Кузя упрямо молчал, она вздернула его вверх ногами и хлопнула по заднице. И снова безрезультатно. Тогда акушерка принялась отчаянно шлепать ребенка, приговаривая в такт:
— Давай, сукин сын, ори, мать твою!
Роженица с перекошенным от страха лицом наблюдала за этой малопривлекательной процедурой.
— Ай-а-я! — неожиданно крикнул висящий вверх ногами Кузя и, извернувшись, плюнул прямо в лицо акушерки.
Та вскрикнула и с испуга выронила ребенка прямо на грудь матери, которая успела поймать сына в свои мягкие объятия.
— Свят, свят, свят! — закричала Нина Ивановна, вытерла плевок и перекрестилась. Перекрестилась она, правда, слева направо, так как вечно путалась, с какой стороны и в какую надо.
Кузя при этом, не моргая, смотрел на Нину Ивановну. Нина Ивановна, не моргая, смотрела на Кузю. В эту секунду за окном сверкнула молния и раздался гром. Задребезжали стекла, и мигнуло электричество. Нина Ивановна вздрогнула и отступила на несколько шагов назад, не сводя испуганного взгляда с Кузи. Затем опрометью выбежала из палаты.
— Павел Борисыч!!! — влетела она без стука в кабинет к гинекологу.
Тот сидел на подоконнике и курил, стряхивая пепел в консервную банку из-под шпрот.
— Ну что еще? — отозвался он недовольно.
— Этот ребенок… он…
— Помер, что ли? — встревожился врач. Он сразу представил предстоящую волокиту с документами, справками, объяснениями, перекошенные лица родственников, разбор полетов у заведующего, и ему стало тоскливо.
— Да нет! Живой же ж, гад. Я его шлепнула, а он мне в лицо плюнул и еще это… «бля» крикнул.
Гарантировать точность расшифровки Кузиного крика акушерка была не могла, но вкупе с плевком это выглядело убедительно. Гинеколог равнодушно пожал плечами и ничего не сказал.
— Да вас как будто это и не смущает вовсе! — возмутилась акушерка.
— А что такого-то? — удивился Павел Борисович. — Ну плюнул. Ну выругался. Я, может, тоже бы выругался, если б меня стали по заднице колошматить.
— Но не через минуту же после рождения!
— Да ослышались вы, с кем не бывает.
— Со мной не бывает! — взвизгнула акушерка так, что гинеколог поморщился. — А взгляд… а взгляд у него такой… такой… умный, что ли…
— Не всем же дебилами рождаться.
— Да не в этом смысле! Он недетский, понимаете?
— Понимаю, — кивнул гинеколог.
Акушерка выпучила глаза и потрясла указательным пальцем в сторону окна.
— Слышите?! Гроза!
— Бросали б вы пить, Нина Ивановна. Заметьте, кстати, я на работе не пью. А вы пользуетесь тем, что у заведующего просто выбора нет. Ведь вы ж даже без диплома.
— Да не пила я! — закричала Нина Ивановна. — Немного разве что. Да ёб вашу мать, Павел Борисович! Вы сами пойдите посмотрите на него. Это ж… Антихрист!
И Нина Ивановна прикрыла рот рукой, словно испугавшись, что неожиданно выскочившее слово влетит в нее обратно.
Павел Борисович несколько секунд смотрел на акушерку, затем затянулся сигаретой и отвернулся к окну.
— Чего ж так голова болит, — задумчиво сказал он и поскреб пальцем мутное стекло. — И вроде почти не пил вчера.
— Ой! — вскрикнула Нина Ивановна. — Точно! Всё! Всё сходится!
— Что сходится? — устало отозвался гинеколог, по-прежнему глядя в окно.
— Да то! Сегодня какое число?
— Ну первое июня. День защиты детей.
— Да каких на хер детей! — закричала ополоумевшая акушерка. — Вы вспомните, когда у Христа день рождения был! Первого января! А этот… ровно через полгода. То есть наоборот! Точно Антихрист!
— Так Христос это… — поморщился гинеколог, которому даже мыслительный процесс доставлял невыносимую боль в области черепа, — вроде не первого ро-дился-то.
— А какого же?