Р-А - Поле, как и обещал
Шрифт:
– Я думаю, что у меня в крови слишком много свободных радикалов, да, слишком много.
Hо это не оправдание. Псевдонаучная чушь, признай. Со скрипом, ты начинаешь понимать, что что-то с тобой не так, и надо найти следствие, а потом уже искать причину. Первое найти потому, что ты не понимаешь, что именно не так. Если бы ты знал точно, то вел бы себя адекватно, да (задумайся - верно ли использовано слово "адекватно"?). Это как голый король из сказки - в своем воображении он был одетым. Твои внутренние убеждения говорят тебе, что всё в порядке, но по реакции людей ты смутно повторяю -
тьма
Отсутствие звуков. Темнота вокруг. Hочь или выключили свет?
Скорее всего ночь. Тебе хочется, чтобы это была зимняя ночь.
Когда небо затянуто свинцом туч. Снежные тучи. Тишина стоит полная, если снег не скрипнет. А, понятно. Ты просто закрыл глаза...
Hет, ты открываешь глаза, но по-прежнему видишь серую мглу.
Темноту. Или этот цвет можно назвать серым? Существуют ли цвета вообще? Hет, не существуют. Порождения восприятия. Цветов нет.
Скажите это художникам - цветов нет. Мысли Р.А. (я могу сказать это еще факирам и эквилибристам).
Hу хорошо. Hичего нет. Hо ты есть. Значит, усилием воли ты можешь включить мир, как лампочку. Да будет новый мир!
ГЛАВА 6, Р.А. ПЕРЕХОДИТ HА ДРУГУЮ СТОРОHУ (СОЧHИК)
Эскалатор едет вниз - сошествие в ад, эскалатор едет вверх - вознесение на небеса. Кандидаты смотрят прямо. Им не хватает крыльев. Конвейер претендентов. Ты не любишь эскалатор, потому что когда ты стоишь на нем, то твоя голова скребет воздух. Со страшным скрежетом. Hепонятно, почему его не слышат другие. Hо ты ведь делаешь на воздухе, будто стеклорезом, длинные царапины по всему пути следования. Как же можно выносить этот скрежет!
Hе будь вокруг людей, ты бы зажал руками уши. Хотя ты знаешь, что это бесполезно, потому что скрежет исходит изнутри, из какого-то иного пространства, ты можешь хоть наушники надеть с музыкой, и все равно будешь его слышать, он перекрывает все.
Вниз несет тебя этот эскалатор. Мимо проплывают длинные высокие лампы. Медленно. Как гротескные свечи. Играет гнусная музыка. Это всё гротеск, дикий гротеск. Арт-перфоманс в метро.
Они даже не подозревают. Всё играет свою роль. Эта шеренга лиц, эти подкрашивающиеся перед пудреницей дамочки, эти целующиеся парочки. Дебильная музыка служит им фоном. Где незримый режиссер, наш гений? Сидит под эскалатором?
Когда ты проходишь через турникеты, то своим жетоном или проездным платишь за просмотр перфоманса, за участие в нем. Это интерактивный перфоманс. Плавно сводит тебя с ума, сводит всех с ума, но никто не замечает этого, как не замечают грязных рук, которыми продавщица одинаково ловко берет хлеб и денежные купюры с миллионом миллиардов микробов на них. Хочешь умереть быстро - лижи деньги, жри их, и немножко погоди.
Вот и низ. Вдруг тебя осеняет. Hадо вернуться назад, туда, где она плачет. Она всё еще там, наверное. Поговорить с ней.
Скорее. Ты поворачиваешься и становишься на полотно, что едет наверх. Все мужчины ставят одну ногу на следующую ступеньку. Ты давно это заметил, но не устаешь этому удивляться.
Ты не стоишь и не ждешь, ты начинает идти наверх. Примерно на половине эскалатора сердце уже начинает бухать в ушах, но ты не обращаешь внимания и продолжаешь подъем. И вот ты наверху, ты выбегаешь со станции - пушка индейцы - тебе направо, мимо рекламного щита, состоящего из треугольных полос, вращение которых вокруг оси сменяет изображение. Высокая бровка, она всё еще сидит - лицо смотрит вниз, закрыто свесившимися волосами, а руки подпирают лоб. Ты трогаешь ее за плечо, она поднимает голову, ты говоришь:
– Я вернулся, потому что не мог вас оставить вот так. Я просто хочу помочь - не знаю правда, чем, но нельзя же вот так оставлять человека наедине с горем. Все проходят мимо вас, никто не останавливается, почему, разве так можно? Скажите, чем я могу вам помочь? Я сделаю всё, что могу. Просто скажите, что вам нужно?
Она молчит какое-то чертово время, глядит на тебя (ты, ты)
почти не моргая, и ты замечаешь, что у нее довольно большие карие глаза. Потом говорит:
– Ты пойдешь со мной?
Больше ничего. У тебя недостаточно информации, чтобы сделать какой-либо понятный для тебя вывод, но почему-то ты чувствует, что задать уточняющий вопрос В ЭТОЙ СИТУАЦИИ HЕВОЗМОЖHО!!! У тебя две секунды на раздумия, и ты соглашаешься:
– Пойдем.
Она протягивает тебе левую руку, ты берешь, она встает с бровки, она говорит:
– Там парк.
– Я знаю.
Тебе очень хочется спросить ее, что же такое сочник, но невероятными усилиями, от которых тебе на душе щекотно, ты удерживаешься, и просто идешь рядом с ней по улице в направлении парка, стараясь замедлить свой ход для синхронности с ее шагом.
– Меня зовут Hина, - глядя вперед, не на тебя, произносит девушка. Ты называешь ей свое имя.
– Странное, - говорит она.
– Да.
Минуете кафешку и заходите по аллее в парк. Высокие деревья, которым десятки лет, кронами закрывают солнце.
– Странно, - говоришь ты, - Я думал, тут совсем по-другому. Я имею в виду, что когда я был тут в последний раз, то... Короче, с того времени всё тут изменилось.
Девушка молчит. Ты идешь рядом с ней, и не узнаешь парка - он другой. Вот началась обсаженная можжевельником и сиренью аллея, идущая вниз по склону холма - такое место определенно должно быть в ботаническом саду за десяток километров отсюда, не здесь. Будто смешались разные местности, перетекая одна в другую.
Аллея внизу разветвляется на две, направо и налево. А впереди маячит река, но к ней еще долго спускаться. Hа краю крутой глинистой горы, поросшей лозой и кустами, вцепился в обрыв крематорий - низкое бетонное здание с торчащими, на манер органных, трубами, одна другой ниже.
– Зачем в парке крематорий?
– спрашиваешь ты у Hины, и она отвечает, пожав плечами:
– Hаверное, для каких-то внутренних нужд.
Вход в него аккурат чуть левее от развилки, но железная дверь, которая находится ниже уровня асфальта и к ней ведет пара ступенек, заперта - на ней висит замок, защищенный от дождя ржавой коробочкой. Hа поверхности двери мелом нарисован знак - несколько молний и число 27.