R.o.f.r - 2
Шрифт:
– - И что тогда?
– - Тогда плачу я... Но им наплевать на мои слёзы. Им нужна сила. Как можно больше силы и власти. И поэтому я ухожу.
– - Но если ты уйдёшь, это ведь не будет означать...?
– - Нет, от тебя я уйду по другой причине, которой я пока не знаю.
– - Но ты всё-таки уйдёшь? Или...?
– - Это необходимо. Пока ещё. Либо они меня убьют...
Она опешила; растерянно вглядывалась
– - ... а потом не смогут себя за это простить.
– - Такое уже бывало?
Он молчал.
Тишина звенела, как готовая лопнуть струна. Мир её потерял границы, в висках пульсировала мировая боль:
– - Кто ты?
Он улыбнулся в-ответ. Возможно, впервые за столько лет ему задали по-настоящему основополагающий, сущностный вопрос; вопрос исполинский и неминуемый. И самым главным было то, КАК его задали.
– - Ты сама узнаешь. Когда-нибудь. Хотел бы я в тот момент оказаться на твоём месте.
Спазмы сдавили горло. Она потрясённо качала головой, не в силах озвучить ту самую мысль, что мягко, но властно низошла в её разум:
– - Не... не ух-...-ходи...
И зарыдала.
Он не шевелился. Сидел, подпирая стену, далёкий, как Магелланово Облако, и близкий, как... Смотрел на неё, и во взгляде его цвела печаль земных глубин, истосковавшихся по Солнцу.
– - Не уходи!
– - повторённое дважды, это прочно утвердилось в атмосфере кухни, дома, города.
"Что же ты творишь." Он улыбался, но грусть -- грусть невыносимая, острая, как кусок стальной арматуры, пронзившей грудную клетку -- не отпускала.
"Что ты творишь, милая. Тебе же этого не вынести." Он знал, что она сама так решила, когда-то, на заре веков.
– - Просто я забыла.
– - И почти не удивилась своим словам. Она впивала этот взгляд Любви и Широты, эту сокровенную причину гравитации, о которой не подозревали учёные знахари.
– - Сколько же в тебе жажды, -- и он закрыл глаза, уйдя в неподвижность.
В этот самый момент её посетило странное переживание. Оно было телесным и как будто смутно знакомым. Очень странный физический комфорт. Почти невыносимый и в то же время сладостный. Он мог длиться вечно и исчезнуть в любой момент. Невероятный телесный комфорт, развязавший все узлы её тела, заклеивший все дыры, остановивший все движения и деструктивные дрожания.
Почему-то она была уверена, что для материи её тела это было нечто новое. И что тело уже никогда этого не забудет.
"Но мир, он пока ещё смертельно забывчив. Они не хотят. А те, кто хотят -- не могут. А тех, кто могут, убивают те, кто не хотят."
И вдруг она вспомнила всё:
– - Кодрак?!
– - Вельда...
– - Я помню. Этот нож с можжевеловой рукоятью... Твою... Твои...
Она не смогла произнести это колючее слово с запахом крови.
– - ... О-о-о! Сколько же эпох минуло, сколько жизней было потрачено зря. А ты ждал всё это время?
Он не шевелился.
– - Кодрак...
– - воспоминания накатывали волна за волной, безжалостные к этой хрупкой человеческой форме.
– - ... но... ты встретился с ним? Он принял тебя?
– - Кардош был суров. Отдадим ему должное.
– - Так где же он?
Кор не ответил, лишь ладонью похлопал себя по груди слева. Она кивнула, улыбнулась. Той самой улыбкой, которую он помнил ещё с тех времён, улыбкой иной Вельды с копной огненных волос и первозданным огнём неистовой мощи к глазах цвета киви.
И тут она совершила что-то невероятное, безумное. Опустилась на колени, простёрлась на полу, приложившись лбом к его ступням, обняв их руками, всхлипывая.
– - Вельда...
– - наклонившись, он гладил её волосы, -- я видел ростки будущего. Это дети. Ты была там. С одним из них.
Она молчала, всё также прижавшись лбом к его стопам. Всхлипывания уступили место сбивчивому дыханию.
– - Мы выжили, слышишь? Мы сделали это. Понимаешь, дело сделано.
Они сидели в тесной кухне, он и она, содержащие в себе мир и готовые выплеснуть его в неизведанное. Две искры во всеобщей тьме. Два жгучих вопроса в необъятности вечного Ответа.
2016 г.
40