Раб и Царь
Шрифт:
– Что семейное? Картошку чистить?
– Никак нет! В армии служить. Мой отец всю жизнь в ней служил, до полковника дослужился.
– До полковника, говоришь? А ты как сюда попал? Что-то я до сих пор детей полковников рядовыми не встречал.
– Так ведь и отец у меня не с майора начал.
– Ишь ты! Шустрый какой. Ну, майором быть здесь тебе не светит, а вот насчёт ефрейтора можно подумать.
Старшина ушёл. Володя быстро собрал всю картошку и стал торопливо дочищать ведро до полного.
– Раб, что это он на тебя окрысился? – к Володе подошёл его сосед по койке. – Вот гнида!
– Да ничего он не окрысился. Так, поговорили немного, и всё.
– А что же это он на тебя так орал?
– А это чтобы служба мёдом не казалась. Разве ты бы на его месте по-другому говорил?
– Нет, я бы так не стал.
– Поэтому ты и ходишь рядовым.
– Можно подумать, ты старшина.
– Пока ещё не старшина, но скоро буду. Я в этом нисколько не сомневаюсь.
Сосед по койке захихикал.
– Рядовой Трофимов! Смирррно! – закричал Володя.
Трофимов вытянулся перед Рабом.
– С ведром к котлу бегом марш!
Трофимов схватил ведро с картошкой и побежал к котлу.
– Вот дурак! И действительно побежал, – тихо сказал вслед ему Раб.
Трофимов добежал до котла, высыпал туда картошку и, подскользнувшись, растянулся прямо перед старшиной. Тот посмотрел на Трофимова, потом на часы и перевёл свой взгляд на Раба.
Володя быстро надел пилотку, приложил руку к виску и застыл в постойке «смирно».
Скоро Рабова вызвали к командиру, после чего на его погонах появилась ефрейторская полоска.
Войдя в казарму, новоиспечённый ефрейтор столкнулся с Трофимовым.
– Ух ты! Раб, с тебя приходится. Этак, ты и действительно старшиной станешь.
– Не Раб, а товарищ ефрейтор, – поправил его Володя.
– Да брось ты!
– Ты что, не понял? – голос Раба стал отдавать металлом.
– Да пошёл ты… Может тебя и в задницу ещё поцеловать? – Трофимов оттолкнул Раба и хотел уйти.
Раб схватил его за воротник и с силой дёрнул. Трофимов потерял равновесие и упал. Раб нагнулся к нему и процедил сквозь зубы:
– Вы все не только в задницу меня целовать будете, а ещё для этого в очередь выстроитесь. Понял?
Трофимов лежал на полу и испуганно смотрел на Раба.
– Понял? – уже заорал на него Раб.
– Понял, понял, – недовольно проворчал Трофимов.
– Ничего ты не понял. Как надо отвечать?
– Так точно, – выдавил из себя Трофимов.
– И опять ты ничего не понял.
– Так точно, товарищ ефрейтор!
– Ну вот, только с третьего раза и понял. Господи, до чего же вы здесь все тупые!
Ефрейтор ушёл, а Трофимов так и оставался лежать на полу, не понимая, что же это сейчас произошло.
Шло время, где-то что-то менялось, а в воинской части, где служил Раб, всё оставалось неизменно. Утром подъём, зарядка, завтрак и если дорога не разрыта, то строевые занятия, а если разрыта, то лопаты и носилки. Сегодня никаких исключений не было. Ночью выли сирены, а это значит, что после завтрака все пойдут работать на дорогу.
Но, война войной, как говорят солдаты, а обед по расписанию. Это выражение, конечно, образное. Естественно, оно относится не только к обеду. То же самое можно сказать и про ужин, и про завтрак. Что
– Рота сесть!
Солдаты садятся за длинные столы и усердно начинают работать ложками.
– Рота встать, выходи строиться!
Солдаты вскакивают с мест, и через минуту они уже ровными рядами стоят на плацу у входа в столовую. Офицер поставил задачу командирам отделений, и рота рассыпается. Через десять минут рота вновь строится, только теперь она полностью вооружена. В руках у каждого бойца его личное «оружие»: у кого лом, у кого лопата, у кого кирка.
Работа началась. Солдаты лениво ковыряют землю. Чувствовалось, что это занятие уже осточертело им. На фоне всей роты выделялось одно отделение, которым командовал Раб. Они работали так, как будто бы искали клад.
Долгожданный свисток возвещает о начале перекура. Солдаты бросают свои лопаты и падают на траву, предаваясь недолгому блаженству. Только отделение Раба не реагирует на свисток. Они смотрят на своего командира и ждут команды непосредственно от него.
– Вот здесь поребрик выровняй, – говорит ефрейтор Трофимову.
– Товарищ ефрейтор, ну какая разница, всё равно эту дорогу завтра снова разбомбят.
– Разговорчики! Выполнять команду!
Трофимов недовольно выравнивает поребрик. Всё отделение ждёт его и не идёт на перекур.
Наконец поребрик выровнен и ефрейтор разрешает отдохнуть. Солдаты достают сигареты и ложатся на траву.
Полковник из соседней части, той, куда ведёт эта дорога, ходит и внимательно проверяет работу солдат. За ним следуют несколько офицеров. Они идут тихо, стараясь не мешать солдатам. Ведь и они были рядовыми когда-то. Ну, не рядовыми, так курсантами, разница не большая. Так же копали землю и так же ладони их покрывались кровяными мозолями. Вообще, в армии первое впечатление обманчиво. Вначале кажется, что старшина злющий, как собака, а потом понимаешь, что за этой напускной суровостью скрывается обыкновенное человеческое сердце. Он не только умеет требовать, он умеет и понять, а то и пожалеть солдата. Вначале кажется, что солдат обворовывают, забирая лучшие куски мяса из столовой и относят их к жене командира, а потом узнаёшь, что жена командира работает в госпитале, и мясо это предназначено не ей, а больным. Так что, не верьте тем, кто говорит, что офицеры не понимают солдат. Они понимают. И солдаты понимают их, и не только понимают, но и чувствуют их настроение. Вот и сейчас, солдаты видят, что полковник не хочет беспокоить их, и поэтому, когда тот проходит мимо, никто не встаёт и не вытягивается перед ним так, как того требует устав.
– Ты смотри-ка, даже поребрик выровняли, – говорит полковник офицеру.
– Отделение встать! Смирно! – кричит ефрейтор, заметив офицеров.
Солдаты вскакивают со своих мест, моментально строятся и застывают в строю. Ефрейтор, поправив пилотку, чеканя шаг, подходит к полковнику и отдаёт рапорт:
– Товарищ полковник, вверенное мне отделение находится на отдыхе. Командир отделения, ефрейтор Рабов.
– Вольно, вольно, – торопливо говорит полковник. – Не тревожьте солдат, пусть отдыхают. Работёнка-то у них – не дай Бог кому.