Раб лампы
Шрифт:
И ушел в гостиную.
Она слышала, как муж опять кому-то названивает. Похоже, собрался устроить здесь пресс-конференцию. Хочет, чтобы она рыдала над тем, что осталось от Лимбо, на глазах у кровожадных журналистов. А где взять слезы? Брак разваливается. Это ж полжизни! Вот где трагедия! И слезы давно уже кончились!
Полжизни… А что она видела? Работа, работа, работа… Даже детей у них с Аликом нет. Некогда было. Впрочем, в сорок лет еще не поздно. Но разве он позволит? Работай! Делай деньги! Сейчас, когда пришел наконец успех, рожать детей?! С ума сошла! Деньги надо делать! Деньги!!!
— А
— Что ты кричишь? — Он заглянул в мастерскую, где она вновь зависла над растерзанной Лимбо. — Я, между прочим, по телефону разговариваю! Да? Что вы сказали? Разумеется, в состоянии! Если вы не можете подъехать, я лично привезу жену к вам в издательство…
Выставка прошла с огромным успехом. И это во времена, когда интерес к скульптуре почти угас! Альберт Дере выжал из гибели Лимбо все, что было возможно. Пресса подняла такой шум, что народ валом повалил глянуть: что ж там такое? Неужели и впрямь все голые? Газеты взахлеб писали о скандале вокруг Маргариты Мун. А где скандал, там и слава. Едва она стала модной, как нашлись богатые покупатели. Цена на эротические скульптуры Маргариты Мун взлетела до небес. И не счесть было заказов на копию Лимбо. Что ж это он так? Маньяк то есть. Любовью с ней занимался, со статуей! Что же та скульптура собой представляла?!
В общем, успех. Его величество случай. Маргарита Мун давно уже вышла из тени и считалась крепкой профессионалкой. Ее работы охотно покупали, но платили не как звезде. Денег хватало лишь потому, что она работала много. Все у нее было: талант, усидчивость, нечеловеческая работоспособность. Удачи не хватало. И не было бы счастья, если бы…
Только ей уже было все равно. Десять, двадцать, тридцать копий Лимбо? Из бронзы, из гипса, в два раза меньше, в три… Да кому это нужно! Впрочем, муж и не настаивал.
— Сделай одну. Из бронзы. Отправим в литейный цех, там растиражируют. Покроют черной патиной — будет не хуже той, изначальной, из стали. Можно сделать мраморный бюстик. Да хоть пресс-папье! Настольную лампу! А что? Если в груди будут лампочки… — Он задумался. — Светящаяся Лимбо? Хм!… А ты свое клеймо поставишь — и получишь львиную долю прибыли. «От Маргариты Мун»! — Он счастливо засмеялся.
— Ширпотреб. Алик, ты делаешь из меня ширпотреб! Лимбо — пресс-папье! Лампа! Опомнись! Она одна, понимаешь? Одна! Какие копии! Какие лампы!
— Дуся, не капризничай. Это и есть успех. Когда искусство идет в массы. А ты сама? Забыла, как рисовала эскизы чайных сервизов? А пряжки? А пробки для бутылок?
— У нас не было денег. И я бралась за любую работу.
— Вот для того, чтобы у нас отныне всегда были деньги, а ты могла работать в свое удовольствие, я и стараюсь.
— Ты меня убиваешь.
— Дуся, не делай трагедию из пустяка.
Разлад. Они друг друга больше не понимали. А тут еще маньяк. Преследователь. Неужели он успокоится, увидев, как лихо расходится уничтоженная им африканка? И кому он, спрашивается, будет мстить? Мужу? Прессе, поднявшей такой шум? Нет! Он будет мстить Маргарите Мун!
Она почувствовала страх. И по привычке кинулась искать утешения у лучшей подруги. Они с Кларой дружили с первого курса института,
— Ах, мы же учились вместе! — говорила Клара, обнимая подругу. И все думали: ну, раз учились, значит, и дипломы есть у обеих.
В отличие от трудяги Дуси Грошиковой, Клара не работала ни дня. У ее мужа был собственный бизнес, и Клара наслаждалась жизнью, тратя его деньги. Особенно сейчас, когда дочь выросла и стала студенткой, большую часть дня проводя вне дома.
Они встретились в модном японском ресторане, куда обе приехали на собственных машинах. С некоторых пор Маргарита Мун не пользовалась услугами общественного транспорта: ее стали узнавать. Что же касается Клары, то она никогда не ездила на метро. Так она говорила. Да и действительно давно не ездила. Последний раз — во времена голодной студенческой юности.
— Ну, что случилось, Дуня? — спросила подруга, глядя на нее поверх открытого меню.
— Ничего.
— Не ври мне.
Клара, которая врала постоянно, требовала, чтобы люди говорили ей правду! А Дуся Грошикова не умела врать. Поэтому она молчала. Сделали заказ. Официант ушел, и Клара настойчиво повторила:
— Что случилось? И где твой Ми-соль?
— Дере, — машинально поправила Маргарита.
– Его фамилия Дере.
— Какая разница. Так где Фа-ля?
Она невольно вздохнула. Алик и Клара не выносили друг друга. Подруга постоянно язвила, коверкая его фамилию, на что он отвечал всегда одной и той же фразой: «Клара у Карла украла кораллы». Фантазии у Альберта Дере не было ни грамма.
— Ну что ты заладил? — морщилась Маргарита.
– При чем здесь кораллы? Придумал бы что-нибудь новенькое!
Он не придумал ничего лучшего, чем игнорировать Клару. Они почти не встречались и старались не общаться по телефону. Маргарита уже поняла, что имя подруги в присутствии Альберта Дере лучше не произносить. Обычно сдержанный и корректный в высказываниях, потомственный интеллигент Альберт Валерианович Дере тут же срывался и начинал орать:
— Она шлюха! Твоя подруга! Шлюха! Порядочной женщине рядом с ней не место!
— Ну откуда ты знаешь? Ты ей, может, свечку держал?
— Да на нее достаточно посмотреть!
— Возражаю. Клара в меру использует косметику, не носит «мини»…
— Это потому, что у нее ноги кривые!
И так далее. Клара отзывалась о Дере не лучше. Помирить их не получалось. Маргарите Мун казалось, что оба выжидают, и рано или поздно один другого съест. Сейчас Клара почувствовала, что момент настал. Что подруга затем и вызвала ее на встречу.
— Алик занимается финансами, — промямлила Маргарита, уткнувшись в миску с крабовым супом.