Раб лампы
Шрифт:
— Это звонил муж Клары.
— Я понял.
— Иди сюда. Сядь, — велела она.
Давид приблизился, сел на кровать у нее в ногах.
— Ну? Что скажешь?
— Я понял так, что ее застрелили.
— Да.
Пауза, долгая пауза.
— Ну? Что молчишь? — не выдержала она. — Это Сеси? Да?
— Альберт Валерианович отсутствовал без малого четыре часа, — тихо сказал Давид.
— Но продукты он привез?
— Четыре часа! Он, что, на Марс за ними летал?
— Нет, на Луну. А что он сам сказал?
— Пробки.
— В
— Как я могу проверить?
— Сеси стирал футболку. И проговорился, что на ней была кровь.
— И как он это объяснил? — осторожно спросил Давид.
— Мол, его друг, какой-то Саша, о котором я до сих пор не слышала, попал в аварию, позвонил, попросил отбуксировать машину.
— Врет! — уверенно сказал Давид.
— Почему?
— Буксировочный трос валяется в гараже. Он его даже не захватил с собой. Я свяжусь с капитаном Дроздовым. Алиби Симонова легко проверить.
Давид упорно не называл Сеси по имени. «Голубоглазый юноша» либо Симонов, как сейчас. И никогда не называл его как она: Сеси.
— А как проверить алиби Дере?
— Этим займется милиция.
— Господи! Я ведь ей говорила!
— Не начинайте.
— Когда мне сказать мужу? Сейчас?
— Я думаю, до утра это подождет. Ложитесь спать.
— Разве я сейчас усну?!
— Но вам-то бояться нечего. Я рядом.
Тут она сообразила, что Давид смотрит на ее грудь. Глубокий вырез ночной рубашки открывает ту почти до сосков… Вернее, упорно старается не смотреть. Еще и с плеча ночнушка сползла! Сидит в неглиже перед мужчиной! Она схватилась за простыню и натянула ее до подбородка. Потом сообразила: все что надо он уже разглядел. Еще подумает, что она нарочно!
— Все в порядке, — сказал Давид и поднялся.
— Я не такая, — сама не зная зачем, сказала она. Фу ты, как глупо! Какая «не такая»?
— Я ничего не видел, — заверил он.
— Ну, это ты врешь.
— Спокойной ночи, Маргарита Ивановна, — вежливо сказал Давид и неслышно закрыл за собой дверь. Но ей показалось, что голос его дрогнул.
Смутила-таки!
Маргарите стало приятно. Дере уже заставил ее забыть о том, что она женщина. Постоянно называл толстой. Все время говорил о недостатках: бедра тяжелые, руки как лопаты, щиколотки широкие, лицо круглое. Будто нет в ней ни единого достоинства! Грудь, кстати, к таковым и относится.
«О чем ты думаешь, дура? — спохватилась она.
– Клара убита! Вот о чем надо думать! А убийца, скорее всего, спит за стенкой! Либо этажом ниже…»
Как-то вдруг вспомнилось: Альберт Валерианович отсутствовал без малого четыре часа. До загородного дома Гатиных на хорошей машине час, если нет пробок. А то и меньше. Теоретически Дере мог убить Клару. Мог! С полчаса она ворочалась в постели, потом уснула-таки.
О смерти Клары она объявила за завтраком. Давид разложил по тарелкам омлет и тоже сел за стол. Глядя на него, она отчетливо сказала:
— Клара Гатина убита.
— Не может быть! — Дере вскочил.
— Да что ты говоришь? — фальшиво сыграл Сеси.
— Да вот так, — не попадая в ноты, отыграла и она.
— И когда ты об этом узнала? — подозрительно спросил Альберт Валерианович.
— Платон позвонил мне ночью. Когда милиция уехала. Ее застрелили.
— И ты не спустилась ко мне! — завопил Дере.
– Ты мне ничего не сказала?!!
— Я сказала Давиду.
— Я твой муж! Я! — Дере ткнул себя в грудь.
– Не он! — Альберт Валерианович указал на Давида. — И не он! — Кивнул на Сеси.
— Ты спал. Я решила не беспокоить. Алик, сядь.
— Но надо же что-то делать!
— Похороны в среду.
— При чем здесь похороны?! В милицию надо бежать! Я им говорил! — Дере забегал по кухне.
– Еще когда Лимбо разбили! А они меня пинали, как мячик! В прокуратуре! И в местном ОВД! Вот к чему это привело! Это маньяк! Я вам говорю! Маньяк! Его надо немедленно изловить!
— Лови. — Она пожала плечами.
— Давид! — Взгляд Дере уперся в телохранителя. — Это ведь твоя работа.
— Клара Гатина убита в часе езды отсюда, — невозмутимо сказал Давид. — Маргарита Ивановна цела, и ей ничто не угрожает. Меня нанимала она, поэтому…
— Но Клара — свидетельница! Она видела того, кто стрелял в мою жену!
— Тогда ей надо было пойти в милицию, — все так же спокойно сказал Давид. — Была бы жива.
— Сеси? — Она наконец осознала, что Сеси молчит.
— Что? — Тот вздрогнул.
— Ты ничего не хочешь сказать?
— Я… Нет, ничего.
— Где ты был вчера?
— Ездил к другу. Ева, у меня нет аппетита. Могу я пойти в сад?
— Ты не ребенок. Можешь делать все, что тебе вздумается.
— Спасибо.
Сеси поднялся из-за стола и быстро вышел. Дере, похоже, сообразил. Сцена у дверей ванной комнаты, мокрые волосы Сеси, работающая стиральная машина. Какое-то время Альберт Валерианович стоял, морща лоб.
— Дура! — заорал он через полминуты. — Этот щенок — убийца! Ежу понятно!
— Значит, я не еж.
— Ты просто дура!
— Ну хватит. — Давид поднялся. — Альберт Валерианович, я не могу допустить, чтобы в моем присутствии оскорбляли женщину.
— Это моя жена!
— Выйдите с кухни или замолчите.
— Эта дура должна понимать, что делает! Ей любовь мозги отшибла! Если щенок хорошо трахается, это не значит, что он безнаказанно…
В следующий момент Давид схватил Альберта Валериановича за грудки и начал теснить к дверям. Дере ругался, но Давиду понадобилось меньше минуты, чтобы вытолкнуть его из кухни и запереть дверь изнутри. Какое-то время Дере барабанил в нее кулаками, отчаянно ругаясь, но потом затих. Она услышала, как хлопнула входная дверь. Посмотрела в окно: муж несся по участку в том направлении, куда удалился Сеси.