Раб лампы
Шрифт:
Столы были накрыты в огромной гостиной на первом этаже. Клара планировала устраивать здесь шикарные приемы, когда ландшафтный дизайн будет ею освоен и участок поразит гостей своей изысканностью и редкими растениями. Первый прием был устроен по случаю ее собственных похорон.
Под «друзьями» Платон Гатин, оказывается, подразумевал партнеров по бизнесу и кредиторов. Большинство из людей, находящихся в гостиной, Маргарита видела впервые. Они не принадлежали к богеме. Зато ее сразу узнали. Начали переглядываться и перешептываться. Незнакомая дама в коротком траурном платье с глубоким вырезом
— Как вы себя чувствуете?
— Мы знакомы?
Маргарита беспомощно оглянулась. К ним уже спешил Платон Гатин. Взгляд у него был осмысленный, движения уверенные. Не забыл, значит, надеть контактные линзы.
— Жена моего партнера по бизнесу…
Фамилии она не расслышала. Машинально отметила, что дама моложе нее лет на двадцать и феерически глупа. Забыв, что присутствует на похоронах, она возбужденно и очень уж громко говорила:
— Об этом сплетничает вся Москва! О покушении на Маргариту Мун, теперь об убийстве Гатиной! Правда, что она видела убийцу? Какой ужас! А где же ваш мальчик?
— Какой мальчик?
Гатин отошел, остановить болтушку было некому.
— За которого вы собрались замуж. Какой хорошенький! Я видела фото! Жаль, что вы не взяли его с собой! Все говорят, что вы живете втроем. С мужем и любовником. — Она хихикнула. — Мы собирались улетать на Лазурный Берег, муж арендовал шикарный особняк, но там живут такие снобы! Я там умираю со скуки!
— Здесь, должно быть, веселее, — усмехнулась она.
— Мы задержались из-за похорон Клары.
— Вам повезло, что ее убили.
— Что?
Дама заморгала ресницами невероятных размеров.
— У вас элегантный туалет. Говорю вам об этом как художник.
— Спасибо! Вообще-то я замужем недавно. Поэтому мы незнакомы.
— А Клару хорошо знали?
— Нет, — с сожалением сказала собеседница.
– Но я хорошо знаю девушку, у которой она отбила парня. Мы работали в одном модельном агентстве.
— Парня?
Слово не из лексикона Клары.
— Ну да. Он актер. Сейчас идет суперпопулярный сериал…
— Извините, я не смотрю сериалы.
— Лера! Вот ты где!
Плотный господин в дорогих очках — почти невидимое стекло, тончайшая металлическая оправа — стремительно шел к ним. Крепко сжав локоток юной жены, он сказал, обращаясь к Маргарите:
— Извините.
— Все в порядке.
— Какая ужасная трагедия!
— Да.
— Гатина жаль. Он так любил свою жену!
— Да. Мы много лет дружили семьями.
Так они врали минут пять. Он — о своих переживаниях по поводу трагической гибели Клары Га-тиной, она о дружбе семьями. Все вошло в норму. Стоящая рядом особа беспомощно моргала огромными ресницами. Маргарите стало ее жаль. Потом она опомнилась: ее бы кто пожалел! Журналистов сюда не пустили, но они просочились-таки к воротам. И были наготове. История Маргариты Мун получила продолжение. И какое! Трагическая смерть Клары Гатиной не стала бы сенсацией, если бы ее лучшей подругой не была Маргарита Мун. И если бы госпожа Гатина не видела человека, который стрелял в знаменитую подругу. Газеты захлебывались: «Маньяк, маньяк!» Не пустые угрозы, не выдумки, а настоящая кровь и настоящий труп!
Маргарита заметила, что оба ее спутника заняты. Альберт Дере о чем-то увлеченно разговаривает с представительным мужчиной, должно быть, бизнесменом. Или чиновником. Разве Дере упустит свой шанс! На таких приемах Альберт Валерианович как рыба в воде. И вид у него такой важный! Она не узнавала мужа. Смотрела на него глазами людей, присутствующих на похоронах, и не узнавала. А ведь Альберт Валерианович и внешне недурен, и подать себя умеет. Строгий костюм ему к лицу, обувь модная и дорогая, галстук подобран безупречно. Что уж говорить о манерах! Как он держит тарелочку с закусками, как ест! Как смотрят на него дамы! Да, недурен. А у нее за пятнадцать лет брака взгляд, что называется, «замылился». Ну что плохого в Дере? И зачем обязательно с ним разводиться?
Что касается Давида, он осматривает холл. Здесь и без него полно охраны. Секьюрити косятся друг на друга, надувают щеки. У них тоже конкуренция. Но если господа обмениваются любезностями, втайне желая друг другу поскорее пойти ко дну, то эти просто молчат. Чем важнее персона, тем значительнее молчание телохранителя. Давид чуть не на коленках ползает, что-то поднимает с пола, сдувает невидимые пылинки. Секьюрити щурятся на него, но молчат. Важничают.
Какой дом! Она и не думала, что Гатин так богат! То есть не он — Клара. Но теперь-то Платон может быть спокоен. Унаследовал состояние жены, которое та, в свою очередь, получила в наследство. Сказочка для дураков, но поди теперь найди концы!
— Все случилось без меня, — с сожалением говорил Гатин. Она прислушалась. — Я был в отъезде. Если бы Клара мне сказала! Хотя бы позвонила в Египет!
— А почему вы отдыхали не вместе? — пискнула все та же глупышка, которая так переживала, что не приехал мальчик Маргариты Мун.
— Дела. Когда она могла поехать, у меня был отчет, — пояснил Гатин. — С налоговой инспекцией шутки плохи. Как только я закончил дела, у Клары заболела мама.
«Вот как? — удивилась Маргарита. — Ничего об этом не слышала! Впрочем, Клара на эту тему разговаривать не любила. О болезнях родителей. Ее маме шестьдесят восемь, так что…» Родителей Клары не было видно в гостиной. Либо уехали, либо уединились в одной из комнат наверху.
Она улучила момент и спросила:
— Зачем ты на самом деле поехал в Египет, Платон? Мне-то не ври.
— А раз ты и так все знаешь, какой смысл объяснять?
— Ну и что ты узнал?
— Все, — коротко ответил Гатин.
— Ты бы с ней развелся?
— Да. Несмотря ни на что.
— Значит, чаша терпения переполнилась?
— И все-таки я ее любил, — глухо сказал он.
– Обидно.
— Ты неважно выглядишь. Хотя и загорел. Прими мои соболезнования.
— Спасибо.
Он кивнул и вяло ответил на пожатие ее руки.
Потом пришла очередь Али. Цепко схватив крестницу за руку, Маргарита сказала:
— Девочка, хватит от меня бегать.
К ней присоединился Давид.
— Надо рассказать все, — посоветовал он.
— Но я ничего не знаю!
— Тогда почему ты так напугана?
Аля затравленно озиралась.
— Меня вообще здесь не было! — заупрямилась она. — Ничего не знаю!
— Так дело не пойдет, — сказал Давид. — Давай-ка отойдем в сторонку.