Раб моего мужа
Шрифт:
Но раб ничего не мог поделать. Гигантские кулаки Малыша Джонни мельтешили в воздухе и молотили его как мешок с песком, выбивая всплески крови из его носа и рта.
Элизабет стало дурно. Корсет так сильно давил на грудь, что было трудно дышать. От едкого табачного дыма и мускусного запаха пота слезились глаза, и казалось, что потолок вот-вот рухнет и погребет ее под собой.
Очередная зуботычина отбросила Рувима к краю арены. Он рухнул навзничь. Максвелл подскочил к нему и с досадой пнул его ногой под ребра.
— Вставай, черное
Раб с трудом поднялся на ноги и, пошатываясь, двинулся к противнику, но лишь затем, чтобы получить новый удар.
— Он же убьет его! Нужно это прекратить! — пробормотала Элизабет, но ее слова потонули в возбужденном гуле толпы.
Поединок превратился в избиение младенца. Гигант швырял Рувима по всей площадке, а тот был не в состоянии ничего предпринять. Вот он в очередной раз отлетел спиной на канаты, и прежде, чем руки толпящихся позади господ вновь выпихнули его на ринг, Малыш Джонни вразвалочку подошел к своей жертве.
— Давай! Дерись! — издевательски выкрикнул он, а затем со всей дури врезал Рувиму ногой в пах.
Мужчины в один голос сдавленно охнули, а Рувим согнулся пополам и рухнул на пол. Малыш Джонни склонился над ним, поднял его вверх тормашками и взвалил к себе на плечо. Толпа взревела от восхищения. Гигант, играя на публику, немного повертелся с добычей вокруг своей оси, а затем с размаху швырнул Рувима на пол.
Несчастный с трудом приподнялся, но тут же получил ногой в челюсть. Удар вышел таким сильным, что Элизабет услышала хруст кости. Рувим упал лицом вниз, а Малыш Джонни сел на него верхом.
Он обхватил его за лоб и подбородок и приподнял его голову над полом. Рувим лихорадочно хватался за толстые пальцы, тщетно пытаясь отцепить их от себя.
Малыш Джонни вопросительно посмотрел на своего господина. В зале повисла напряженная тишина.
Элизабет будто парализовало. Тело налилось свинцовой тяжестью, удары сердца грохотом отдавались в ушах.
Криппс с гадкой улыбочкой обратился к Максвеллу.
— Желаете сохранить вашу собственность? — любезно поинтересовался он.
Тот скривился и досадливо махнул рукой. Тогда Криппс выбросил вперед кулак с оттопыренным большим пальцем и театральным жестом, словно император в Колизее, повернул его вниз.
Зловещая ухмылка пробежала по мясистым губам Малыша Джонни. Рывок, треск ломающихся позвонков, и Рувим обмяк.
Элизабет пронзительно завизжала, но ее вопль потонул в оглушительном свисте и улюлюкании мужчин.
Рувим несколько раз конвульсивно дернулся и застыл, безжизненно вытянувшись на ковре. Руки плетьми упали на пол, выпученные глаза остекленели, а из распахнутого рта потекла кровь.
Элизабет кинулась прочь, расталкивая всех на своем пути. Задыхаясь от рыданий, она выбежала в сад. Хруст позвонков все еще звучал в ее ушах. Как можно было убить человека просто так, у всех на глазах? Мерзавцы! Нелюди! Самодовольные скоты!
Добравшись до беседки, Элизабет рухнула на каменную
В грудную клетку словно забралась разъяренная кошка, острыми когтями дерущая ее изнутри. От собственного бессилия хотелось завыть. Она не может спасти всех негров. Не может отменить рабство. Ей нечего противопоставить жгучей несправедливости, царящей вокруг. И что теперь делать? Закрыть глаза и притвориться, будто ничего не происходит? Признать негров говорящими животными и спокойно с этим жить?
Элизабет не знала, как долго просидела на скамье. Немного успокоившись, она поднялась, облокотилась на мраморный парапет и бездумно уставилась на озеро, где золотистой рябью искрилось заходящее солнце.
От воды потянуло прохладой. Элизабет поежилась и обхватила руками себя за плечи. Она оглянулась на особняк. Из раскрытых окон доносилось мелодичное чириканье скрипки. Похоже, начинается бал.
Даже дома, на Севере, она не особо любила балы, хотя, как всякая хорошо воспитанная леди, умела неплохо танцевать. Но вся эта теснота, суматоха, кружащие пары, так и норовящие в тебя врезаться… Все это ей было не по душе.
Но больше всего раздражали взгляды окружающих — пытливые, пристальные, цепляющиеся за каждую деталь. Девиц на выданье изучали как яблоки на прилавке. Осматривали со всех сторон, придирчиво выискивая гнильцу. Прическа, манеры, наряд — все подвергалось скрупулезной оценке. И не дай бог надеть прошлогоднее платье, икнуть или не заметить кусочек зелени, застрявший в зубах — судачить об этом будут до скончания веков.
Элизабет вновь повернулась к озеру, вслушиваясь в размеренный плеск воды. Даже там, в Нью-Джерси, на людях она ощущала себя не в своей тарелке. Здесь же, среди спесивых южан, она и вовсе изгой. Они никогда не примут ее в свой круг, а она — не смирится с рабством.
Бежать отсюда? Но куда? Склады, мануфактуры и особняк в Трентоне номинально принадлежат ей, но по закону капиталами жены распоряжается муж. Без его согласия она не сможет даже снять деньги с банковского счета, а наличных-то у нее почти нет. И как добраться до Мейкона, чтобы сесть на поезд? Соврать, что поехала в церковь? Но тогда муж или его мамаша увяжутся с ней.
«Нужно добиться, чтобы Джеймс отпускал меня на верховую прогулку», — осенило ее.
Элизабет любила кататься на лошади и неплохо держалась в седле. Поездки верхом стали бы для нее глотком свободы. Ей уже так надоело все время сидеть взаперти! А если она вдруг решится бежать, то можно будет улизнуть из дома под предлогом прогулки.
На дорожке зашуршал гравий. Элизабет вздрогнула. Джеймс? Сейчас опять схватит ее за локоть и потащит в особняк? Она обернулась и к своему облегчению увидела, что к беседке приближается не постылый супруг, а чета.