Раб моего мужа
Шрифт:
Можно ли от этого отказаться? И ради чего?
Самсон словно прочитал ее мысли. Он подошел сзади, обхватил ее за плечи и прижался к ее спине.
— Я боялся, что ты не придешь! — выдохнул он.
Ноги ослабли, сладко замерло в животе.
— Разве я могла не прийти? — прошептала Элизабет.
Она в неге запрокинула голову, а Самсон бережно отодвинул ее волосы и втянул мочку уха в рот. Элизабет застонала, ощутив, как по телу пробежали мурашки.
Влажный язык скользил по завиткам ушной раковины, а пальцы тем временем нащупывали пуговки на лифе. Вот
Он сжал соски, оттянул их, покручивая, и у Элизабет вырвалось: «Ох!». Между ног все намокло, и она, млея от удовольствия, стала извиваться и тереться задом о твердую выпуклость в его паху.
Без лишних слов Самсон увлек ее в закуток, где хранилось сено. Элизабет облокотилась на душистый тюк и призывно прогнулась. Задрав на ней многочисленные юбки, Самсон стянул с нее панталоны.
Теплая шершавая рука медленно огладила талию, спустилась на ягодицы и вдруг шлепнула по ним как по крупу кобылы. Элизабет всхлипнула и сгорая от желания, бесстыдно выпятила зад.
Самсон приспустил штаны и, подразнивая, потерся гладкой головкой о вход. Ох, как это было приятно! Элизабет со стоном подалась назад, и он вошел в нее, позволяя, наконец, почувствовать его сполна.
Он двигался в ней резко, с какой-то отчаянной яростью, словно пытаясь вытряхнуть Джеймса из ее тела и души. И Элизабет исступленно отвечала на его напор. Ей хотелось ощутить Самсона всего. Принадлежать только ему, раствориться в нем без остатка. Она рывками подавалась назад, заставляя его еще сильнее ускорить темп. Он вбивался в нее все глубже и глубже, мощными толчками приближая финал.
— О, боже! — простонала Элизабет, и мир вокруг завертелся в пестром калейдоскопе огней.
Вздох, другой — и тугие, горячие волны разошлись как круги по воде, наполняя тело наслаждением и восторгом. В полузабытьи Элизабет услышала за спиной гортанный рык. Самсон резко вышел из нее, прижался к ней, содрогаясь всем телом, и она ощутила, как на поясницу брызнула теплая сперма.
На какое-то время они замерли, тяжело дыша. Наконец, Самсон отстранился и застегнул штаны. Элизабет принялась оправлять юбки, вытряхивая из многочисленных оборок травинки. Увидев, что ее панталоны втоптаны в солому, устилавшую пол, она не стала их подбирать, а затолкала мыском туфли под тюк.
Она повернулась к Самсону. Он приподнял ее, усадил на кипу сена и, подойдя вплотную, молча прислонился головой к ее лбу. Элизабет просунула руки у него под мышками и прижалась к его груди. Все было ясно без слов. Джеймс вернулся, и счастью пришел конец. Они больше не смогут встречаться как прежде. Не будет больше жарких ночей, неспешных прогулок, задушевных разговоров до утра. Останется лишь вот так, урывками… Да и то, вряд ли: слишком опасно.
Самсон со вздохом отстранился и направился к сбруе, развешанной на стене. Сняв с крючка узду, он подошел к Снежинке и почесал ее под гривой. Кобыла шумно выпустила воздух из ноздрей и, склонив голову, позволила себя взнуздать. Затем Самсон взял с перекладины потник и накрыл им лошадиную спину, а следом
— Отвезти тебя на поле? — поинтересовался он, затягивая подпругу.
Элизабет покачала головой.
— Не стоит, я доеду сама. Тебе лучше не показываться Джеймсу на глаза… Свекровь наплела ему всякой чуши, и боюсь, он начал что-то подозревать.
Закончив снаряжать лошадь, Самсон вывел ее из конюшни и помог Элизабет взобраться в седло.
— Спасибо, — улыбнулась она.
Он молча вручил ей поводья, и его пальцы при этом будто невзначай коснулись ее руки. Даже сквозь перчатку Элизабет почувствовала, как они дрожат.
Опустив глаза, она заметила, что его костяшки стесаны до крови, и внутри все сжалось в болезненный ком. Дико захотелось броситься к Самсону на шею и разрыдаться, покрывая его лицо поцелуями, но вместо этого Элизабет стегнула Снежинку и поскакала прочь.
В воздухе уже веяло осенней прохладой, но в безоблачном небе сияло яркое солнце. Голову пекло даже под шляпкой, но Элизабет не обращала на это внимания. Вокруг простирались хлопковые поля, наполовину белые, наполовину коричневые, и над пушистым морем плыли как паруса соломенные шляпы негров и цветастые платки рабынь.
Джеймс с Биллом Брауном стояли под сенью старого дуба на меже хлопкового и кукурузного полей. Элизабет подъехала ближе. Услышав топот копыт, мужчины обернулись и уставились на нее.
Билл Браун приподнял шляпу и насмешливо поклонился.
«Видать, уже успел наплести Джеймсу всякой ерунды», — подумала Элизабет.
Муж, зацепившись большими пальцами за жилетные карманы, мрачно ждал, пока она подъедет. Сжатые губы и нахмуренные брови не предвещали ничего хорошего.
Когда Снежинка приблизилась, он подошел к ней и снял Элизабет с седла. Оказавшись в объятиях мужа, она заметила, как дернулись его ноздри. У нее тут же взмокли подмышки. А вдруг он уловит запах другого мужчины?
Но, к счастью, Джеймс вроде бы ничего не заметил. Он поставил Элизабет на траву, и цепко стиснул ее плечо.
— Раз уж ты тут, дорогая, — ядовитым голосом начал он, — то потрудись объяснить, что за чертов балаган ты здесь устроила!
— Балаган? — Элизабет захлопала ресницами. — Какой балаган?
Муж встряхнул ее как тряпичную куклу и принялся загибать пальцы.
— Идиотские перчатки на неграх — раз, поблажки для бездельников — два, трата денег на то, что рабы должны делать бесплатно — три…
Элизабет запальчиво вскинула подбородок.
— …И мы собираем больше хлопка, чем раньше — четыре! — закончила она.
Джеймс скептически хмыкнул.
— В этом мы еще разберемся, — сказал он. — Быть такого не может, что ниггеры работают меньше, а собирают больше. Что-то здесь не так.
— Почему же? Они успевают отдохнуть, восстановить силы…
— Чушь собачья! — отмахнулся Джеймс. — Черномазые должны работать до изнеможения, иначе какой прок их кормить?
— Людям нужен просвет, — с жаром заявила Элизабет. — Какая-то надежда. Цель. Они должны знать, что если хорошо потрудятся, то их усилия будут вознаграждены.