Раб великого султана
Шрифт:
Я стал расспрашивать его о жизни женщин в гареме. Джулия, встречавшаяся с этими особами в городской бане, рассказывала нам о них вечерами. Поваренок же с хитрой улыбочкой заявил:
– Наш господин презирает своих жен и пренебрегает ими, предоставляя им слишком много свободы. Женщинам он предпочитает мальчиков. За пару серебряных монет – может, у тебя случайно еще осталось серебро? – я готов открыть тебе великую тайну, которая, конечно же, будет тебе интересна, ибо человек ты любознательный.
Тут я, словно невзначай, уронил на пол блестящую золотую монету
– И вовсе это никакая не тайна, – неожиданно выпалил поваренок. – Дверь эта открывается часто и совершенно бесшумно, пропуская тех, кто не хочет появляться у больших золотых ворот, ведущих в гарем. Когда ночной гость уходит, все рабы и слуги поворачиваются к двери спиной, чтобы не видеть, кто же покидает покои султанских жен; а тот, кто спешит внутрь, ослепляет любопытные глаза челяди блеском золота и серебра.
Со двора донесся звон колокольчиков, и мы поторопились занять места среди зрителей, чтобы не пропустить самого интересного боя. Но все это время меня не покидало беспокойство. Мне – как некогда в доме еврея Синана – казалось, будто чьи-то невидимые глаза неотрывно следят за каждым моим шагом. Поскорее протолкавшись к Абу эль-Касиму, я буквально прилип к нему и застыл, не шевелясь и внимательно наблюдая за поединком. Я пытался таким образом доказать любопытным глазам, что единственной целью моих прогулок по дворцу Селима были поиски отхожего места.
В круг, очерченный для боя, вступили Антти и чернокожий борец султана. Нежный перезвон серебряных колокольчиков оповестил о начале поединка. Оба соперника приветствовали Селима бен-Хафса, но тот ответил лишь вялым взмахом руки, приказывая начинать борьбу. В тот же миг негр бросился на Антти и, пригнув голову, подхватил с арены горсть песка, чтобы швырнуть его в лицо противнику и ослепить его, но Антти удалось вовремя отвернуться и закрыть глаза. И вот уже борцы сцепились, захрустели кости, каждый пытался опрокинуть соперника или по крайней мере ослабить его захват.
В честной борьбе, ведущейся по правилам, Антти явно превосходил противника, и негр сразу понял, что моего брата ему не победить. Чернокожий атлет внезапно наклонился и вонзил зубы сопернику в плечо, после чего попытался укусить Антти за ухо. Однако на этот раз Антти знал, чего ему ожидать. Разозлившись, он поступил точно так же, и негр взвыл от боли, что привело Селима бен-Хафса в безумный восторг.
Несмотря на превосходство Антти, бой шел с переменным успехом – ведь негр был опытным борцом и использовал все новые приемы и хитрости. Но мой брат все же превосходил противника и силой, и ловкостью; и недаром занимались с Антти весь вечер друзья – борцы с базарной площади. В пылу азарта зрители повышали ставки, предчувствуя победу Антти. Султан Селим все больше мрачнел, пока наконец не разразился грубой бранью, на чем свет стоит проклиная своего атлета.
Понимая, что ведет борьбу не на жизнь, а на смерть, негр применял все более коварные приемы, пытался пальцем выбить Антти глаз или ударить ногой в низ живота, сам же извивался, как уж, не давая прижать себя к земле, когда брат мой бросал его на обе лопатки. По правилам борьбы султанский атлет уже несколько раз должен был признать свое поражение. Но негр не сдавался. Он каждый раз вскакивал на ноги и снова бросался на Антти, как безумный, с глазами налитыми кровью, с пеной у рта, пытаясь схватить противника за горло и задушить его. В конце концов ему удалось-таки вонзить Антти палец в глаз. Мой брат громко закричал от страшной боли, но в тот же миг послышался сухой хруст, и сломанная рука негра беспомощно повисла. А в следующее мгновение Антти вжал лицо чернокожего силача в песок арены.
Антти решил, что поединок окончен, однако Селим бен-Хафс, злясь на своего борца, потерпевшего позорное поражение на глазах у стольких зрителей, подал знак, приказывая продолжать бой. И тогда, не обращая внимания на страшную боль в сломанном предплечье, негр обхватил здоровой рукой ноги Антти, опрокинул его и попытался вонзить зубы в глотку противника. Антти мощным рывком дернул голову негра назад и свернул тому шею. В воцарившейся тишине хруст позвонков показался всем невероятно громким, зрители вздрогнули, а Селим бен-Хафс разразился жутким смехом и объявил Антти победителем.
Выигравшему поединок со смертью преподнесли платок с деньгами и кошель от самого султана, а Абу эль-Касима наградили почетным халатом в благодарность за то удовольствие, которое доставил султану этот бой. Тело негра унесли, а когда зрители стали медленно расходиться, к нам приблизились слуги султана с приказом без промедления явиться во дворец.
Мы не знали, что еще потребует от нас султан, но владыка Алжира без всяких предисловий прямо обратился к Абу эль-Касиму.
– Сколько стоит твой раб? – без обиняков спросил Селим бен-Хафс.
Когда же Абу эль-Касим горько разрыдался и, как обычно, стал раздирать на себе одежды и вырывать клоки волос из бороды, умоляя смилостивиться над бедным человеком, султан, заткнув уши пальцами, именем Аллаха запретил нашему хозяину причитать и еще раз повторил свой вопрос:
– Сколько ты хочешь за своего раба?
Не обращая больше внимания на жалобы Абу эль-Касима, султан сделал знак слуге, и тот выразительно взмахнул гибкой тростниковой палкой, мягко опустив ее на свою раскрытую ладонь.
Абу эль-Касим медленно снял с себя почетный халат – подарок султана – разорвал в клочья свою старую одежду и, призывая в свидетели Аллаха, заверил владыку Алжира, что лучшего борца, чем Антар, нет на всем белом свете, ибо люди, столь богато одаренные природой, рождаются раз в сто лет. Но султан не собирался больше слушать Абу эль-Касима и, зевнув, сказал:
– Завтра утром приведешь его ко мне во дворец! Аллах велик и милосерд, и пусть Он отблагодарит тебя.
Подбежали слуги и через решетчатую калитку в крепостной стене понесли султана в дворцовый парк.