Раб. Книга 1. Чужая боль
Шрифт:
– Оставь его, – говорю, – пусть думает о своём поведении.
Лучше бы крупу дала, честное слово.
– Ну что, – переключается, хватаясь за кнут и начиная поглаживать. – Прошло уже наказание? Покажешь?
– Ладно, – отвечаю, словно бы балансируя на грани недовольства и желания похвастаться. Нет, через полгода ты у меня тут не останешься, тварь. Такие, как ты, жить не должны.
– Антер! – зову. Выходит, в новой одежде, плечи расправлены. Вот таким ты мне ужасно нравишься!
Бросаю взгляд на Олинку. Глаза горят, язык обводит губы. Хорош, хорош, вижу… нравится.
– Ох, и почему я его себе не оставила? – сожалеет. – Раздевайся!
Антер не двигается.
– Олинка, – говорю, – я его хозяйка, он меня слушается.
– Правильно, конечно, – с долей обиды. – Но и меня тоже должен. Ты что, против, чтобы он разделся?
– Он мой! – повышаю голос.
– Не жадничай, всё равно я его уже видела. Ну покажи, хотя бы надпись!
Руки тянутся к пульту, сейчас ведь ни в чём не повинного парня мучить будет, если желанную игрушку не дают.
– Ладно, – говорю, желая убить сразу двух зайцев, – твой тогда пусть тоже разденется.
– Хорошо, – радуется.
– Вставай, – говорю её рабу, – раздевайся.
– Ты тоже, – добавляет Антеру. Оба дожидаются подтверждающего кивка от своих хозяек. Меня тошнит от собственной роли. У Олинкиного раба все колени кровоточат, но уж лучше подняться и раздеться, чем продолжать стоять на этих шипах.
– Давай я его полечу, чтоб тебе меньше забот было, – предлагаю, идя за медиком.
– Да ладно, ну его, – тянет, жадно следя за тем, как Антер раздевается.
Достаю походного медика, парень отшатывается, но перечить боится. Надеюсь, хуже не сделаю… Вручаю ему, пусть сам залечивает, так как похотливые ручки уже тянутся к чёрной надписи, и нужно спасать моё драгоценное имущество.
Олинка приседает, упираясь на колено, с вожделением рассматривает чёрные буквы. Сведу гадость поскорее! Сегодня же перепроверю, делают ли это где-нибудь ещё на чёртовом Тарине.
Ощупывает пальцами, прикасается языком. Антера ощутимо передёргивает. Олинка вскакивает:
– Он посмел выразить неприязнь!
Выхватывает кнут.
– Это мой раб! – осаждаю холодно. – Если бы он не выказывал неприязнь к кому-либо, кроме меня, получил бы уже от меня.
– На, – протягивает кнут. – Накажи сама.
– Не хочу, – отказываюсь. – Он правильно сделал. Это МОЙ раб! – подбавляю истеричных ноток. Олинка предпочитает не настаивать.
– Давай на колени, – командует. Антер стоит. Олинка начинает психовать.
– На колени перед госпожой!
– Я его хозяйка, – напоминаю.
– Так прикажи ему!
– Это мой раб!
– Ну ты же обещала! – такая непосредственная обида. – Скажу папе, что зря тебе подарили!
А вот этого не нужно, портить отношения с Корнелем я не собираюсь.
– Да что мне, жалко, что ли, – иду на попятную. Антер смотрит как на предателя, впрочем, быстро берёт себя в руки, становясь непроницаемым.
– Давай, раб, исполняй пожелания моей гостьи.
Ох зря я дура, дура! Олинка тут же заводится.
– Быстро на колени, скотина!
Антер исполняет, ему тут же суют под нос коленку:
– Показывай, какие удовольствия доставлять умеешь!
– Он мне доставляет, – вклиниваюсь, – а тебе пусть твои доставляют!
– Ну что тебе, жалко?
– Жалко! – начинаю разыгрывать истерику. Антер поднимается. – Это мой раб, мой первый раб! У тебя их вон сколько, зачем тебе мой? – ору, плачу, жалуюсь. Её глаза оборачиваются к своему, уже отложившему походного медика.
– Давай поменяемся, а? – предлагает тоскливо. – Хоть на денёк?
– Нет! – упрямо мотаю головой.
– Ну ты же сама сказала, чтобы он исполнял мои пожелания… Посмотри, он посмел подняться! Сам!
– Знает, что если я недовольна, меня лучше не злить!
– Да ну? – недоверчиво. Конечно, я ж ни разу ещё при ней даже не попыталась ударить. И потом, саму Олинку разозлило бы именно то, что поднялся. После просительно:
– Ну можно ещё чуть-чуть… Ну пожалуйста…
Вздыхаю, киваю. Что с такой сделаешь.
Берёт его руку, кладёт себе на грудь, закрывает глаза. Бедный мой раб не в силах сдержать гримасу отвращения.
– Ты видишь?! – орёт Олинка, бьёт его рукояткой кнута по лицу, я кидаюсь наперерез, ору, что он мой раб, она доказывает, что я должна его наказать… В общем, чудесно проведённый день, всегда о таком мечтала. Антер, то ли видя, что я скоро окажусь в тупике, то ли боясь, что решу поразвлечься с Олинкой, то ли желая хоть так защититься от нее, решает по-своему. Опускается на колени, хватает мои ноги, бормочет о прощении – за то, что прикоснулся к кому-то кроме меня, за то, что не удержался и скривился, за то, что прикоснулся без разрешения ко мне и ещё не знаю за что, Олинка всё же замахивается, ударяет кнутом – профессионально, не задев стоящую рядом меня, болезненно, он дёргается, кожа на спине лопается, он сжимает мои ноги сильнее, я ору на Олинку, что это мой раб… И понимаю, что второго такого кошмара просто не переживу.
– Кто тебе разрешал лечиться? – переключается вдруг на своего.
– Ты же сама разрешила! – отвечаю. Смотрит недоверчиво.
– Ну дай пульт, а? Хоть разок нажать…
Извращенка чёртова.
– Не дам! – упираюсь. – Он мой!
– Ну нажми сама!
– Не хочу!
Антер затих, не отпускает. Едва ощутимо трясётся. По спине льётся кровь.
– Идём, – говорит Олинка, хватая ошейник.
– Одень его! – напоминаю.
– Обойдётся, – злобно отвечает. – Он меня плохо развлекал.
– Госпожа, – взмолившись, восклицает раб. – Я же исполнял все ваши пожелания…
– Кто тебе давал право говорить? – рука тычет в первую попавшуюся кнопку на пульте, мужчина падает, изгибается, пытается молчать, Олинка остервенело тыкает в остальные кнопки, добавляет сверху кнутом и успокаивается, только услышав вопль.
– Вот так, – сообщает удовлетворённо. – Знаешь, что один мне придумал? Сразу же кричать, хотел чтобы не нажимала больше. Теперь все знают, нужно терпеть до последнего, и орать, только если невмоготу. Симулянтов такое ждёт… – мечтательно улыбается. Иди уже отсюда, психопатка грёбаная, видеть тебя не могу! Неужели таких полпланеты?? Взорвать тут всё к чёртовой бабушке! Ненавижу!