Рабство и данничество у восточных славян

Фроянов Игорь Яковлевич

Мы расходимся в истолковании летописной статьи 996 г. как с представителями дореволюционной, так и советской исторической науки. Довольно наивными нам кажутся суждения об умножении разбоев в княжение Владимира как следствие богобоязни и душевной кротости князя, не решавшегося казнить разбойников и тем пресечь рост тяжких преступлений, угрожающих жизни Л безопасности личности. Нельзя также ограничивать круг разбойников теми язычниками, которые, не желая креститься, бежали в леса и становились разбойниками. Более перспективной надо признать идею, объясняющую рост числа разбоев в конце Х-начале XI в. социальными переменами, обозначившимися в названное время. Однако существо этих перемен нам видится не в наступлении на «простую чадь» феодалов, лишающих ее свободы и собственности, а в распаде родоплеменного строя, сопровождавшегося расстройством традиционных общественных связей, крушением старых учреждений, появлением бедных и необеспеченных людей, оказавшихся вне родственных коллективов и вынужденных в одиночку бороться за собственное выживание.

Это создавало питательную почву для всякого рода преступлений,

в том числе и разбоев. Отсюда их умножение, отмеченное летописью. Становится ясным, что разбои — это не акты классовой борьбы, а уголовные преступления, несущие серьезную угрозу внутреннему миру Русской земли. Следовательно есть все основания читать, что в рассказе Повести временных лет о разбоях нашел отражение процесс кризиса родового строя в Киевской Руси конца Х-начала XI столетия. Так за летописным сообщением об увеличении числа разбоев при Владимире открывается картина общественных неустройств и потрясений, поразивших Русскую землю на переломе Х-ХI вв. Показательны в данном отношении и сами меры, предпринятые князем для обуздания разбоев. Каковы эти меры?

По разумению Д. С. Лихачева, «Владимир придерживался русского права и не казнил разбойников (убийц) смертью, как это требовалось по законам Византии, а брал с убийц "виры" (штрафы). Епископы, которые все были во времена Владимира из греков, посоветовали Владимиру наказывать убийц смертию, но усилив предварительное расследование ("со испытом"). Владимир послушался их совета, отверг русские виры и стал наказывать убийц смертию. Государство тем самым лишилось некоторой части своих доходов. Тогда русские советники князя — "старцы"... и епископы (те же или другие — не ясно) посоветовали Владимиру вернуться к старой русской вире и употреблять ее на коней и оружие... Владимир согласился с этим... и стал придерживаться русского обычая отцов и дедов».⁶⁵³

Можно согласиться с М. Б. Свердловым, что это толкование является «наиболее близким к содержанию летописного рассказа».⁶⁵⁴ Вряд ли только следует меры Владимира подводить под понятие «реформа».⁶⁵⁵ Нельзя также рассматривать их как раздел разработанного князем с дружиной устава (закона), «регулирующего общественно-правовые отношения в Древнерусском государстве».⁶⁵⁶ Перед нами импульсивные, торопливые действия, обусловленные необычностью ситуации и потребностью незамедлительного выхода из нее. Замена виры на смертную казнь,⁶⁵⁷ а затем отмена смертной казни с возвращением снова к вире свидетельствуют о судорожных действиях князя в области суда и права, подобно тому, как это было с ним в религиозной сфере.⁶⁵⁸ И в этом нет ничего удивительного, ибо историческая обстановка была такова, что решение одной неотложной задачи влекло за собой появление новой, не менее серьезной и требующей столь же быстрого разрешения: введя смертную казнь вместо взимавшегося до того штрафа, Владимир, казалось, нашел эффективное средство пресечения разбоев, но существенно сократил тем самым поступление средств в казну, необходимых для покупки коней и оружия, чтобы противостоять возрастающей печенежской агрессии, ставившей Русь на край гибели. Такого рода поспешность в принятии мер, неумение предвидеть отрицательные последствия проводимой политики типичны для переходных периодов социального развития, отличающихся чрезвычайной сложностью и неустойчивостью общественных отношений.

Наконец, довольно красноречивы отмена традиционной восточнославянской виры, с одной стороны, и введение непривычной византийской смертной казни, — с другой. Подобное могло произойти лишь при условии некоторого ослабления действия на Руси обычного права, хранимого в устной традиции, и ухода (если не полного, то частичного) с исторической сцены так называемых законоговорителей, оглашавших древние законы на народных собраниях.⁶⁵⁹ В противном случае князю было бы не по силам отменить одну из важнейших обычноправовых норм, заменив ее предписанием, заимствованным из чужого права. Владимир, следовательно, предстает перед нами как правитель, способный вносить изменения в старые законы и дополнять их. Непосредственно ним выступает сын его Ярослав — создатель первого древнерусского законодательного кодекса, компенсирущего недостаточность обычного права. И ослабление обычного права и княжеское приобщение к законотворчеству есть верные признаки перестроечного характера древнерусского общества времен Владимира.

Итак, в конце Х-начале XI в. мы застаем Русскую землю в состоянии глубокого кризиса родоплеменных отношений. То был системный кризис, охвативший все стороны жизни общества: экономическую, социальную политическую, военную, религиозную и т. п. Вследствие расстройства общественной жизни вне привычных социальных связей оказалось большое количество обездоленных людей, нуждающихся в помощи, поддержке, защите и покровительстве. Это и создавало почву для внутреннего порабощения. Запрет обычного права на обращение в рабство соплеменников силою жизненных обстоятельств был снят. Возникла новая разновидность рабовладения — холопство, выросшее из недр местного общества. Наряду с челядином, рабом-иноземцем (как правило, пленником), теперь существует холоп — раб из своего, местного населения. Такой ход развития рабства на Руси рассматриваемого времени хорошо согласуется с теми историческими данными, которыми располагает современный исследователь.

Отметим прежде всего относительно позднее появление в источниках термина «холоп». С. В. Бахрушин подчеркивал, что «в ранних памятниках X в. (договоры с греками) термин "холоп" не известен».⁶⁶⁰ Его встречаем лишь к началу XI в.⁶⁶¹

Даже на протяжении XI столетия этот термин был сравнительно новым.⁶⁶² О чем это говорит? Конечно, о том, что холопство как социальное явление было тоже отнюдь не старым.⁶⁶³

Историки по-разному смотрят на обстоятельства появления в древнерусских источниках термина «холоп», приведем лишь несколько примеров. По мнению А. А. Зимина, оно «связано с процессом постепенного превращения все большего контингента рабов в феодально-зависимое население. Старый термин "челядь" начинал применяться для обозначения совокупности феодально-зависимого люда. Поэтому понадобилось появление нового термина "холоп", которым бы назывались рабы в узком смысле слова».⁶⁶⁴ По Л. В. Черепнину, это «было связано с процессом роста феодально зависимого крестьянства, переходом в его состав бывших рабов и попыткой законодателя четко определить источники холопства и отграничить рабское население, как находящееся в полной собственности господ, от остальных социальных категорий, стоявших на пути от сословной неполноправности к прямому крепостному состоянию».⁶⁶⁵ Стремление законодателя «отграничить» рабов от нерабов было продиктовано, согласно Л. В. Черепнину, «обострением классовой борьбы, крестьянскими движениями, направленными против закрепощения».⁶⁶⁶

Сходно рассуждает А. П. Пьянков. «Необходимость выделения рабов из общей массы населения, подвластного феодалам, вызвала к жизни новый термин. Рабов стали называть "холопами"».⁶⁶⁷

Историю холопства в Древней Руси М. Б. Свердлов «неразрывно» связал с «генезисом феодальной общественно-экономической формации. На протяжении длительного периода, от распада родоплеменного строя До формирования развитых феодальных отношений, она представляла собой процесс становления феодального класса-сословия, основанный первоначально на росте неравенства в патриархальных больших семьях (вследствие поло-возрастного разделения труда) и на существовании патриархального рабства. Холопы включались в систему господского хозяйства... Генезису феодальных отношений была свойственна множественность форм феодальной эксплуатации, основанной на внеэкономическом принуждении. Одна из них — личная крепостная зависимость — стала причиной появления особой социальной группы холопства, развившейся в класс сословие... Развитие феодального господского хозяйства и необходимость внеэкономического принуждения посредством личной крепости послужили предпосылками появления и последующего развития класса-сословия холопов».⁶⁶⁸ Выполненная в ключе прописных истин исторического материализма, схема М. Б. Свердлова лишена серьезной фактической основы и потому искусственна. В целом она не содержит ничего принципиально нового, повторяя зады советской историографии общественного строя Древней Руси.⁶⁶⁹

Если А. А. Зимин, Л. В. Черепнин, П. А. Пьянков и М. Б. Свердлов появление социального термина «холоп» объясняли, исходя из внутренних условий развития древнерусского общества, то А. Я. Яковлев свел все к внешнему заимствованию. Он полагал, что «термин - и sclaveni получил сначала у византийцев и арабов, а потом, вероятно, и у персов универсальный объемлющий смысл, начав суммарно обозначать всех славян, не взирал на их более или менее мелкое племенное дробление. Ожесточенные войны с воинственными соседями или непокорными подданными, какими были балканские славяне для византийцев V-VII вв., вызвали появление на византийском и других средиземноморских рынках большого количества военнопленных из среды именно славянских народностей. Эти военнопленные невольники захватывались не только на восточном, но и на западном фланге поселений славянства, где на них нападали германцы. Славянские рабы становятся одним из самых ходовых товаров на среднеазиатских, мессопотамских и на всех средиземноморских рынках, причем специалистами по этой торговле на востоке являются арабы и евреи, а на западе — византийские греки. Особенно значительные массы славянских рабов появились на рынке после ударов, нанесенных славянству Карлом Великим, Людовиком Немецким и имп. Оттоном 1, победы которых над славянами повыбрасывали на итальянские, испанские и африканские невольничьи базары огромные партии военнопленных славянских невольников. Вот почему и на востоке, и на западе нарицательным термином для обозначения невольников вообще сделалось племенное название именно "славян", прошедшее через ряд видоизменений и укоренившееся в Разных вариантах едва ли не у всех западноевропейских народов. Слово "славяне" сохранило в то же время и свой этнический смысл, отличающийся от смысла социального, т.е. невольничьего...».⁶⁷⁰

Социальное явление, заключенное в слове – sclavus было настолько распространено в Европе, что это слово «уверенно надо разыскивать и в Чехии и в Польше».⁶⁷¹ Но ни в польском, ни в чешском языках оно не встречается. Значит, его «надо искать где-то в видоизмененной форме, в звуковой оболочке, подвергшейся чешской или польской обработке. Где же? Ответом на этот вопрос является чешское и польское chlop...».⁶⁷² Впоследствии на Руси его усваивают в виде хлопа-хлапа-холопа,⁶⁷³ А. И. Яковлев даже устанавливает время, когда русские заимствовали термин «холоп»: это отрезок между 1018 и 1031 гг., в пределах которого известно поселение польских пленников под Киевом. «Можно думать, — говорит А. И. Яковлев, — что именно посадка в эти годы под Киевом польских пленников и привела к переносу и утверждению в русском языке термина хлоп-хлап-холоп, хотя по-польски слово это обозначало не невольника в собственном смысле, а подневольного земледельца-холопа».⁶⁷⁴