Рабы Парижа
Шрифт:
— Ошибаетесь. Их сколько угодно. Да вот вам одно, для примера.
Доман вынул из кармана листок бумаги.
— Неужели вы думаете, что маркиз де Совенбург пожалеет несколько тысяч за это письмо, которое бы очень не понравилось графу де Мюсидану?
Ростовщик аккуратно развернул листок — и девушка с трепетом прочитала:
"Норберт!
Вы говорите, что я Вас не люблю. Но вот Вам доказательство обратного. Давайте уедем вместе…"
В конце стояла подпись: Диана.
"Боже мой! Подлая Франсуаза! А я еще так заботилась о ее матери!" — мелькнуло в голове у девушки.
Она бросилась к Доману и хотела вырвать у него письмо.
Адвокат быстро спрятал руку за спину и насмешливо погрозил ей пальцем:
— Эту записку вы у меня не украдете, как раньше флакон! Я отдам ее только в обмен на деньги. А если все откроется и меня арестуют, то, по крайней мере, я буду сидеть на скамье подсудимых в хорошем обществе.
— У меня нет таких денег, — в отчаянии прошептала Диана.
— Зато для господина Норберта это сущие гроши.
— Так попросите у него!
Доман покачал головой.
— Я не так глуп. Он — достойный сын старого герцога и скорее изжарит меня на медленном огне, чем даст денег за это письмецо. А вам ничего не стоит уговорить его. Дело-то общее…
— Послушайте!…
— Ничего не хочу слушать. Я никого не отравлял. Сегодня у нас вторник? Если в пятницу я не получу то, что прошу, берегитесь выходить замуж!
Ростовщик отвесил издевательский поклон и торопливо зашагал по направлению к Беврону.
Он давно уже скрылся из виду, когда остолбеневшая от страха Диана прошептала с дрожью в голосе:
— Негодяй!… Какой негодяй!…
Девушка понимала, что ростовщик выполнит свою угрозу даже в том случае, если не получит от этого никакой выгоды: во-первых, под действием темного инстинкта, заставляющего подлецов творить зло бескорыстно, ради одного только удовольствия его творить, а во-вторых, чтобы она в другой раз была сговорчивее.
Однако лишь глупцы опускают руки, попав в беду, а потом повторяют жалкие слова самоутешения.
Человек же умный и сильный духом начинает действовать.
Диане не пришлось долго раздумывать. Она вынуждена была поступить так, как хотел Доман.
Конечно, Норберт поможет: опасность угрожает не в меньшей мере и ему самому. Но гордая мадемуазель де Совенбург страдала от унижения при одной только мысли, что ей придется просить его о помощи!
Диана поспешила к дому вдовы Руле.
Увидев ее, Франсуаза сильно покраснела, чем и доказала свое предательство.
Но больше послать к Норберту было некого. Поэтому Диана сделала вид, что ничего не случилось, хотя про себя и поклялась отомстить плутовке за ее коварство.
Весь день мадемуазель де Совенбург вместе с виконтом Октавием занималась приготовлениями к свадьбе и всем казалось, что трудно найти девушку более счастливую, чем она.
Сердце же ее сжималось от волнения.
Найдет ли Франсуаза Норберта? Придет ли он на свидание?
А может, он уже уехал с женой в Париж?
Наконец, наступил вечер.
Диана побежала на условленное место.
Норберт был там.
Когда она появилась, молодой человек невольно устремился к ней, но вовремя удержался.
— Вы хотели меня видеть?
— Да, герцог.
При слове "герцог" оба невольно вздрогнули.
Этот титул Норберт получил в результате смерти отца, а отец умер потому, что Диана хотела стать герцогиней…
Мадемуазель де Совенбург, овладев собой, приступила к делу. Она пересказала весь разговор с Доманом, старательно сгущая краски.
По ее расчетам, рассказ должен был привести Норберта в бешенство, но, к ее глубокому удивлению, он остался совершенно, спокоен. Де Шандос слишком много выстрадал за то время, что они не виделись, чтобы обращать внимание на гнусные выходки ростовщика.
— Не беспокойтесь. Я поговорю с Доманом, — сказал он и собрался уходить.
Диана остановила его.
— И больше вы мне ничего не скажете?
— Что мне вам сказать? Между нами больше нет ничего общего. Отец, умирая, простил меня… И я вас прощаю.
— Я выхожу замуж, как вы, вероятно, уже слышали. Мы уже больше не увидимся. Прощайте! И помните, что никто не желает вам счастья так горячо, как я.
— Счастья? Мне? — вскричал герцог. — Да разве это возможно? Скажите, можете ли вы быть счастливой? Неужели вы не понимаете, что в моем сердце всегда были и будете только вы, даже если я проживу еще тысячу лет?
Он вдруг умолк, испугавшись собственных слов, и быстро ушел.
Лицо Дианы засветилось злобной радостью. Она почувствовала, что совершенно охладела к Норберту.
— Я больше не люблю его, — прошептала она. — А он любит меня, как прежде… Ну, Мари Палузат, ты проклянешь тот день, когда ты стала герцогиней де Шандос вместо меня!
Диана весело вбежала в замок и расцеловала своего жениха.
Октавий де Мюсидан и его невеста были счастливы.
На следующий день Жан, верный слуга герцога де Шандоса, встретил Диану на прогулке и передал ей большой пакет.
Там лежали две записки, перехваченные ростовщиком и купленные у него герцогом, а также все письма, которые она посылала Норберту. Их было около сотни.
Если бы хоть одно из них попалось на глаза виконту Октавию… Но де Шандос, слава Богу, не Доман!
Сначала девушка хотела сжечь опасные бумаги. Придя домой, она заперлась у себя в комнате и даже приготовила уже горящую свечу, чтобы приступить к выполнению своего решения, но остановилась и задумалась.