Рабы Парижа
Шрифт:
— Меня? Откуда же?
— Вам лучше знать.
— Но я с ней совершенно не знакома!
— Да? Вы уверены?
— Абсолютно! — ответила жена.
В этот самый миг Бруно подбежал и лизнул ей руку.
Диана покраснела и отвернулась, чтобы муж не заметил этого.
— Не может быть! — сказал он.
Октавий достаточно много охотился с собаками, чтобы научиться понимать их поведение.
— Бог его знает, может быть, я когда-то приласкала ее, а она запомнила. Но я все-таки боюсь ее. Идем отсюда скорее.
Господин де Мюсидан не обратил бы на это мелкое происшествие никакого внимания, если бы скучающий без хозяина Бруно не пошел за ними. Возможно, он рассчитывал найти Норберта, идя следом за его подругой.
— Удивительно, — бормотал Октавий, ежеминутно оглядываясь на собаку. Он прогонял непрошеного спутника словами и жестами, даже запустил один раз камнем — ничего не помогало.
Пес упорно шел за ними.
Лес кончился.
Граф увидел работающего в поле крестьянина.
— Послушай! — крикнул он.
— Что угодно вашей милости?
— Не знаешь ли ты эту собаку?
— Знаю, как не знать!
— Чья она?
— Нашего господина, герцога Норберта де Шандоса.
Диана вздрогнула, как от электрического тока.
— Действительно, — сказала вдруг она, — я теперь припоминаю, что ее, кажется, зовут Бруно. Бруно, ко мне!
Пес подбежал.
Диана наклонилась — не столько, чтобы приласкать его, сколько для того, чтобы скрыть свое смущение.
Октавий взял жену под руку и они пошли домой.
Подозрение запало в его душу.
Он не мог объяснить себе сильное волнение Дианы и непонятную привязанность к ней чужой собаки.
Мадам де Мюсидан тоже была встревожена: случай с Бруно показал ей, что опасные сюрпризы подстерегают ее повсюду.
Диана упрекала себя в трусости. Как она, женщина с сильным характером, могла до такой степени растеряться? Если бы она сразу спокойно узнала собаку, то все было бы в порядке!
Неужели это правда, что голос совести может заглушать голос разума?
Её ложь и смущение превратили пустяковую встречу в важное событие.
С тех пор Октавий стал иным: сдержанным и задумчивым. Временами жена чувствовала на себе его испытующий взгляд.
На всякий случай она решила делать вид, что вообще боится собак. Стоило ей увидеть на улице какого-нибудь щенка, как она начинала громко кричать.
Октавий велел держать на цепи всех псов в имении.
Но ничто не помогало. Диана видела, что первая же ее оплошность может превратить его сомнения в уверенность.
Надо было срочно уезжать отсюда.
В самом ее желании покинуть Беврон ничего подозрительного не было: они с Октавием давно решили, что после свадьбы поселятся в Париже.
Как только они оставались наедине, Диана начинала искусно внушать мужу, что жизнь их в Мюсидане полна неприятностей, что опека родителей совершенно невыносима и что они были бы самыми счастливыми людьми, на земле, если бы жили отдельно и вели свое собственное хозяйство.
Виконт отвечал, что это вполне соответствует его желаниям.
— Я бы давно уехал, если бы наши отцы уладили свой бесконечный спор о деньгах.
— Надо их поторопить, — говорила жена.
Она чувствовала, что вот-вот произойдет какое-то несчастье.
Интуиция ее не обманула.
…Это случилось двадцать шестого октября.
Диана была в своей комнате и, услышав сильный шум. выглянула в окно.
Двор замка был полон людей. Все суетились. Некоторые женщины плакали, утирая слезы передниками.
Что все это значит?
В ворота вошли несколько крестьян с носилками.
На них лежал человеческий труп, покрытый окровавленной простыней.
Диана похолодела от ужаса.
Утром Октавий де Мюсидан отправился на охоту в сопровождении своего друга де Кленшана и двоих слуг — Людовика и Монлуи.
Кто же из них лежит на носилках?
В воротах показался бледный, едва держащийся на ногах Октавий. Его поддерживали под руки господин де Кленшан и Людовик.
Значит, Монлуи.
Монлуи мертв!
Теперь нечего бояться, что он расскажет графу о прошлом графини де Мюсидан!
Эта подлая радость придала Диане сил. Она спустилась по лестнице навстречу мужу.
Увидев жену, Октавий кинулся к ней, обнял ее, прижал к своей груди и заплакал.
— Слава Богу, он плачет! — прошептал де Кленшан. — А я уже думал, что он помешался…
— Что с ним? — перебила Диана.
— Ужасное несчастье… — покачал головой де Кленшан. — Я советую вам отвести мужа к себе. Он вам все расскажет, когда успокоится.
После долгих расспросов и бессвязных ответов Октавия Диана поняла, что он на охоте нечаянно убил Монлуи выстрелом из ружья.
Людовик всем рассказывал, как это произошло и даже изображал в лицах. Он уверял, что так уж было суждено и господин граф ни в чем не виноват.
Диана так и не узнала правды.
На самом деле Монлуи погиб из-за нее, как и старый де Шандос.
Вот как это было.
За завтраком в лесу Октавий выпил много вина и стал подтрунивать над Монлуи.
Во время охоты де Мюсидан и де Кленшан решили разойтись на некоторое расстояние, чтобы вернее добыть дичь.
Октавий послал Людовика со своим другом, а Монлуи оставил при себе и продолжал смеяться сначала над ним, затем над его частыми отлучками из замка и, наконец, над женщиной, которую он любил.